Вячеслав Кондратьев - Сашка
- Ты кем был? Арбайтер или бауэр?
- Штудент.
- Вот оно что... - протянул Сашка. Значит, вроде ротного их. Выходит, грамотный немец, а в Гитлере не разобрался. - Эх ты... штудент, а пошел с фашистами.
- Их бин нихт фашист, - как-то устало перебил его немец.
- Это я уже слыхал. Ну ладно, отдохнули, и хватит, - поднялся Сашка. Пошли.
Как ни старался Сашка вести немца так, чтоб не попадались убитые, нет-нет да натыкались они на них, и опять стыдно было Сашке, что незахороненные, словно сам в чем-то виноватый.
При подходе к Чернову, где штаб расположен, увидел Сашка на опушке свежую могилку настоящую, закиданную лапником и даже с венком из еловых веток. Звезды фанерной, правда, не было (не успели, видно), но могилка как могилка, будто в мирное время. Приостановился Сашка. Кого же похоронили так? Ладно, дойдем, узнаем у ребят...
В деревне было пусто... И верно, расхаживать по ней днем не очень будешь. На пригорке она и прямо напротив Усова, что немцем занято, и просматривается оттуда куда хорошо. Каждый раз, приходя сюда то с донесением, то когда раненых помогал приносить, примечал Сашка, как уменьшалась и без того малая эта деревенька... Вот и сейчас увидел: не стало сарая, где они первую ночь укрывались, дома крайнего тоже нет, одни головешки, ну и воронок поприбавилось.
Всю дорогу, пока вел сюда немца, где-то на самом краешке души затаенная хоронилась у Сашки надежда: а вдруг его с немцем в штаб бригады отправят? Далеко это, за Волгой, туда-обратно целый день протопаешь, но могла быть у него тогда встреча, о которой мечтал и в глубине сердца держал все эти месяцы. Поэтому сейчас, подходя к штабу, где могло все решиться, Сашка забеспокоился. Хоть и не любил он ни у кого ничего просить, тут решил даже попроситься, как бы в награду за то, что немца полонил.
Изба, в которой штаб батальона находился, была пока целехонькая, только рядом две воронки здоровые - это, наверно, после бомбежки самолетной, что недавно была. На крыльце сидел боец с винтовкой, покуривал, греясь на солнышке. Увидев Сашку и немца, вскочил:
- Гляди, ребя, фриц!
Из дома выскочили несколько человек связистов, уставились.
- Это ты его? - спросил один.
- Ну я, - вроде неохотно, но с достоинством ответил Сашка. - Мне к начштаба. Тут он?
- Нет никого. Всех в штаб бригады вызвали.
- Куда же мне его? - кивнул Сашка на немца.
- Ждать придется... Или к комбату веди, он у себя. Только, понимаешь, больной он сейчас, не в себе... - сказал один. - Знаешь, где блиндаж его?
- Знаю.
- А может, не стоит капитана тревожить? - вступил другой. - Несчастье вышло: убило вчера Катеньку нашу. Переживает комбат...
- Значит, ее могилка на опушке? - спросил Сашка упавшим голосом. Жалость-то какая...
- Ее. Когда хоронили, страшно на комбата глядеть было - все губы покусал, почернел весь...
Вспомнил Сашка, как на марше, когда они с ротным подтягивали отстающих в хвосте колонны, подъезжал комбат на белом жеребце, сам в белом полушубке, к штабным саням и ласково справлялся, не замерзла ли, сидевшую там сестренку из санроты... Катей ее вроде звали. Эх, жалко дивчину! Очень жалко. И зачем только берут их на войну? Неужели без них не обойтись? Каково им среди мужиков-то? Хорошо, что остальные девчата в тылу, за Волгой, но и там может всякое приключиться. Засосало у Сашки под ложечкой - ничего он про Зину не знает... Последний раз на разгрузке свиделись, попрощались, и все... А времени два месяца прошло - для войны время огромное.
- Ладно, поведу к комбату, - решил Сашка.
У комбатовского блиндажа, не особо крепкого, тоже, видать, на скорую руку сделанного, сидел на бревнышке, полуразвалясь, комбатов связной - парень расторопный, но нахальный (знал его Сашка, из одной дальневосточной части они были). Лицо красное, загорелое, наверно, часто на солнышке припухает, глаза полузакрытые и будто хмельные.
Поднялся он лениво, поправил на груди автомат, скользнул взглядом по немцу небрежно (словно видал их каждый день) и процедил:
- Привет.
- Здорово, - ответил Сашка, уязвленный немного равнодушием связного к его немцу.
- К комбату, что ли?
- К нему.
- Нельзя! - резанул тот и сделал шаг к двери.
- Я ж с немцем, разве не видишь?
- Нельзя!
- Чего заладил? Пойди доложи. Разведка немецкая сегодня на нас нагрянула. Выбили мы их и вот фрица взяли. Доложи.
- Не велел комбат никого пускать. Понял?
- Понял. Знаю, что у вас. Но куда мне с фрицем? Может, его в бригаду вести надо? Так я отведу. Только комбат приказать должен.
- Ты его, что ли, взял?
- А кто же?
- Кроме тебя, народу на передке нет, что ли, чудило?
- Я самолично. Только под конец ротный подмогнул.
- Герой, - усмехаясь и, видно, завидуя, процедил связной.
- Может, и не герой, а повозиться пришлось. Я ж его с пустым диском брал, в рукопашной. Ну, иди доложи.
- Фриц-то не из здоровых, - оглядывая немца, сказал тот. - Такого не велико дело взять.
Сашка озлился, хотел было съязвить насчет мурла, которое наел тот на тыловых харчах, да раздумал.
- Иди доложи. - Уж очень надеялся Сашка, что пошлет его комбат в бригаду немца вести, потому и настаивал.
- Уж так и быть, - снизошел связной и стал спускаться в блиндаж.
Немец что-то забеспокоился, вытащил свои сигареты, быстро прикурил, жадно затянулся несколько раз. Дал сигарету и Сашке.
- Ты не робей, - решил подбодрить немца Сашка. - Комбат у нас мировой мужик. В последнее наступление сам ходил. Красиво шел. Понял?
Немец, разумеется, не понял, но одернул мундир, подтянул пояс, поправил пилотку, а лицо его, несмотря на суетливость движений, наоборот, как-то поспокойнело, отвердилось, хоть и побледнело. Губы упрямо сжались, на лбу складка наметилась.
- Проходите, - не поднимаясь, а снизу пригласил связной.
В блиндаже было совсем темно, только керосиновая лампа с разбитым стеклом тускло мерцала в углу стола. После света Сашка не сразу и разглядел комбата, сидевшего в глубине в наброшенной на плечи шинели. И, разглядев, не узнал. Всегда чисто выбритый, подтянутый, в белом подворотничке, сейчас комбат имел вид другой - обросший, со спутанными волосами, лезшими ему на лоб, в расстегнутой гимнастерке, согнутый, с отвисшей нижней губой и черными кругами около глаз, необычный и страшноватый.
- Докладывайте, - приказал он негромко, взглянув на Сашку и немца мертвыми, пустыми глазами.
Сашка вытянулся, набрал воздуху, но что-то мешало ему... Он откашлялся, скользнул взглядом по столу, а там разбросанные окурки, куски черного хлеба, бутылка водки, кружка, банка консервов початая, раскрытая планшетка с картой, и понял, что вот этот беспорядок на столе и вид самого комбата мешают ему начать.
