Дмитрий Олейников - Николай I
Первого октября Николай вернулся в Царское Село. Там его ждали неутешительные известия. Во-первых, Британия и Франция не согласились с выработанными в Вене предложениями о примирении и их эскадры вышли к Босфору. Во-вторых, 27 сентября командующий войсками в Дунайских княжествах Горчаков получил жёсткий ультиматум от турецкого командующего Омер-паши: очистить занятые территории в две недели.
В октябре 1853 года турецкий султан объявил о состоянии войны с Россией. Боевые действия начались с того, что в ночь на 16 октября турки захватили и уничтожили таможенный пост Святого Николая на Кавказском побережье.
Двадцатого октября Николай ответил манифестом о разрыве с Портой: «Тщетно даже главные европейские державы старались своими увещеваниями поколебать закоснелое упорство турецкого правительства. На миролюбивое усилие Европы, на наше долготерпение, оно ответствовало объявлением войны и прокламациею, исполненной изветов против России. Наконец, приняв мятежников всех стран в ряды своих войск[479], Порта открыла уже военные действия… Россия вызвана на брань, ей остаётся, возложив упование на Бога, прибегнуть к силе оружия, дабы принудить Порту к соблюдению трактатов и к удовлетворению за те оскорбления, коими она отвечала на самые умеренные Наши требования и на законную заботливость Нашу о защите на Востоке Православной веры, исповедуемой и народом русским»[480]. «Война решена, — писал Николай Паскевичу, — как и когда она кончится, знает один лишь Бог милосердный. Будем ли иметь дело с одними турками или встретимся с англичанами, французами, как бы ни было, пойдём своим путём, готовые на всё, не отступим»[481].
Так давний Восточный вопрос превратился в Восточную войну. По решающему театру боевых действий её часто называют Крымской, хотя боевые действия велись и на Дунае, и на Кавказе, и на севере в Белом море, и на северо-западе — в Балтийском, и на Камчатке… В России подумывали о походе на Индию, и даже у Австралии появились военные заботы: туда проникли небеспочвенные слухи о возможной военно-морской экспедиции русских.
Мы пойдём-ка за границу
Бить отечества врагов.
Правой рубим, левой бьём,
Середину в плен берём!
(Из солдатской песни о Крымской войне)
Удачное начало войны — первые победы над кавказской армией турок, выигрыш первого в истории боя пароходов (5 ноября) и последнего в истории сражения парусных флотов (под Синопом, 18 ноября) — порождало в столице «самое воинственное настроение духа». Николай играл со своими младшими сыновьями «в бомбардирование»: по комнате великих князей летали крепкие резиновые мячики, «осаждавшие» закидывали ими «оборонявшихся» за деревянным бруствером. Из-за бруствера мячики летели назад. От частого употребления резина становилась подобной камню, и юный Серж Шереметев запомнил, как Николай «высочайшей рукой» пустил мяч в живот генералу Гогелю, «пока тот о чём-то очень дельно рассуждал». Генерал, увидев, кем пущен мяч, «остался непоколебим», хотя и поморщился.
Не мячики — чугунные ядра летали в ту осень над Дунаем. Турки атаковали русские войска при первой возможности, часто успешно. Когда зима приостановила военные действия, ничего ещё не было решено. Николай засел за разработку плана «всеобщего наступления» на 1854 год: с вторжением в Западную Болгарию, с посылкой десяти тысяч ружей сербам… Главный эксперт — фельдмаршал Паскевич — назвал мысли императора «новыми и блестящими». Однако появление в Чёрном море англо-французского флота заставило резко скорректировать планы. В дипломатической переписке ещё перебирались варианты мирного исхода, но война Европы с Россией уже была предрешена. «Надо вырвать клыки у медведя! — восклицал лидер палаты общин Д. Расселл. — Пока его флот и морской арсенал на Чёрном море не разрушены, не будет в безопасности… мир в Европе»[482].
Николай предвидел возможность столкновения с турко-англо-французской коалицией ещё в 1833— 1834 годах. Уже тогда в переписке с Паскевичем он изложил свой прогноз на ход будущей войны: «Что они могут нам сделать? Много — сжечь Кронштадт, но не даром… Разве забыли, с чем пришёл и с чем ушёл Наполеон? Разорением торговли? — Но за то и они потеряют… В Чёрном море и того смешнее; положим, что турки от страху, глупости или измены их впустят, они явятся пред Одессой, сожгут её, — пред Севастополем, положим, что истребят его, но куда они денутся, ежели в 29 дней марша наши войска займут Босфор и Дарданеллы!»[483]
Итак, сценарий войны был ясен Николаю ещё в 1830-е годы: Россия будет обороняться в Крыму, держать крупные силы на Балтике и повторит стремительный марш Дибича на Константинополь 1829 года. Правда, к весне 1854-го прежние планы пришлось пересматривать. Дмитрий Милютин, состоявший в то время при военном министре, а в будущем сам военный министр, запомнил огромные почтовые листы большого формата, испещрённые карандашными заметками императора — фактически инструкциями командующим.
Николаю важно было думать не только о наступлении, но и об обороне огромного периметра имперских границ. После 1 марта 1854 года, когда пришёл английский ультиматум, фактически означавший объявление войны (формально война была объявлена 16 марта), государю пришлось отправиться укреплять свои балтийские твердыни: Свеаборг, Выборг. Ещё была надежда на идущую в Вене дипломатическую игру графа Орлова. Но именно из Вены пришло самое неприятное известие: Австрия забеспокоилась, как бы русские не начали подстрекать к смуте балканских славян: русская армия уже переправилась за Дунай и снова дошла до Траянова вала.
Николая упрашивали согласиться оставить Дунайские княжества — вот уже и прусский кабинет присоединяется к просьбе австрийского с «дружеским увещеванием». Наконец 8 апреля (когда флот союзников уже появился на Балтике, а также и приготовился к бомбардировке Одессы) Пруссия и Австрия заключили военный договор. Они согласились вступить в войну против России в случае отторжения ею от Турции Дунайских княжеств и продолжения наступления русских войск за Дунаем. Вскоре к договору присоединился почти весь Германский союз.
Николай был потрясён — потенциальные союзники вдруг заняли позицию враждебного нейтралитета. Особенно возмутило императора вероломство Австрии: её войска нависли над Дунайскими княжествами в готовности начать боевые действия. Николай с горечью объявил австрийскому послу, что наибольшими глупцами в истории были, по его мнению, польский король Ян Собесский и он сам, поскольку оба имели несчастье спасти династию Габсбургов[484].