Эрик Перрен - Маршал Ней
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.
Опостылевшая война
Неужели для меня не найдётся пули или ядра?
Ней, деревня Катр-БраВ 1884 году в маленькой деревушке Планшенуа, расположенной примерно в семи километрах к югу от Ватерлоо, ещё проживал девяностодвухлетний старик, который помнил аромат лукового супа, приготовленного им для маршала Нея накануне исторического сражения. Как реликвию старик сохранял пропуск, подписанный князем Москворецким. Пропуск был нужен для поездки за луком.{367} За исключением истории с супом этот долгожитель ничего не смог вспомнить, хотя и был свидетелем кровавого сражения, в котором ничего толком не разобрал кроме момента окончательного разгрома. Точно также миланец благородного происхождения Фабрицио дель Донго, герой Стендаля из «Пармской обители», видел только конец битвы. Молодой человек во власти мыслей о славе и о свободе, был «охвачен детским восхищением» при виде маршала Нея, отдающего приказы среди свистящих ядер, взметавших тучи земли, среди стонов и криков раненых.
18 июня 1815 года в присутствии Нея Наполеон, склонившись над картами, предсказал:
— У нас девяносто шансов из ста. Скептически настроенный маршал возразил:
— Веллингтон не так прост, как думает Ваше Величество. Если Ней и не утратил своей легендарной храбрости, то всё же он шёл в бой не столько, чтобы победить, сколько из желания скорее со всем покончить.
Маршал Ней снова увидел Императора 18 марта в Осере. Прибыв в этот город, где его встречал Гамо, префект департамента Йонна и свояк Нея, Наполеон, с удивлением поглядев на фасад здания префектуры, расхохотался. По приказу Гамо, «проявившего себя полным глупцом», как скажет потом Император, рабочие старались соскрести лилии, уже одиннадцать месяцев скрывавшие орла.{368} Наполеон не забыл, что в прошлом году его отъезд в ссылку был воспринят совершенно равнодушно, именно поэтому ситуация представлялась ему особенно забавной. Гамо, недавно награждённый графом д’Артуа за усердную службу, организовал встречу Нея и Императора. К сожалению, исторический разговор состоялся в префектуре при закрытых дверях, поэтому точное воспроизведение некоторыми авторами, в частности, Флери де Шабулоном, слов, сказанных Неем, следует рассматривать как чистый вымысел.
Набравшись храбрости, маршал заявил Наполеону, что теперь не следует больше думать о победах и завоеваниях, но что вероятность серьёзной угрозы Императору крайне мала, конечно, при условии, что он «не намерен снова сделаться тираном». Ней стремился оправдать своё предательство в 1814 году рядом упрёков, адресованных Бонапарту, но тот прервал его, крепко обняв своего старого помощника. Среди солдат Нея ходили разговоры о довольно холодном приёме, оказанном Наполеоном маршалу.{369} В самом деле, маршал, как всегда, перестарался, что было с раздражением воспринято Наполеоном, особенно когда он увидел откровенную радость последнего. Ней обнимал всех офицеров императорского штаба, не зная, как ещё можно выразить свой энтузиазм от того, что снова находится среди них.
Для Наполеона главное заключалось в том, что он устранил столь порывистого военачальника со своего пути и отныне проявлял по отношению к Нею высокомерное доверие, если так можно выразиться. Он играл с ним, как кошка, отпускающая мышь не дальше, чем на длину своей лапы. Ток взаимопонимания больше не соединял их. О чем ещё они могли говорить, кроме военной ситуации? Взгляды, адресованные друг другу, были гораздо красноречивее. Эти взгляды, выражавшие глубинные устремления души, заменяли слова. Наполеон ничем не показал, что понял растерянность в поведении Нея. Противоречивые мнения относительно князя Москворецкого звучали повсюду, двусмысленность его положения была более чем очевидной.
Узнав о предательстве маршала, Людовик XVIII с болью воскликнул: «Ничтожество! Для него не существует понятия чести!»{370} Король, переполненный отвращением к Нею, был вынужден бежать из Парижа. Огорчённые роялисты с горькой иронией повторяли двустишие:
Кто беды Франции принёс?
То ли курносый, то ль с горбинкой нос.{371}
20 марта, во дворе Тюильри у ворот, ведущих к реке, факелы освещали взволнованное лицо Наполеона. Ликующая толпа, передавая Императора с рук на руки, вносит его во дворец. Однако в самом Париже, по свидетельству герцогини де Майе, возвращение Наполеона не стало большим праздником и не вызвало особой радости горожан. Только особняк маршала Нея был празднично иллюминирован по случаю радостного события.{372}
Собравшиеся в Тюильри клянутся в верности новому суверену, среди них и те, кто отвернулся от него в 1814 году. Многие отмечают скованный и даже несколько смущённый вид Нея. С неподвижным и безжизненным взором он напоминает лунатика. Маршал признаётся генералу Ламарку в своей растерянности, произнесено слово «предательство». «Господин маршал, — возражает ему Ламарк, — такой человек, как Вы, не предаёт, он принимает ту или иную сторону. Тюренн и Конде не раз меняли знамёна, которым служили. Тем не менее они знамениты и уважаемы».{373} Но далеко не все разделяют это мнение: роялисты относились к нему с омерзением, некоторые бонапартисты, учитывая его прежнее отступничество — с подозрением. Маршал, никогда не отличавшийся сдержанностью, упорно разглагольствует и однажды договаривается до того, что в присутствии Наполеона упоминает свое знаменитое высказывание о клетке. Ещё один неловкий шаг!
— Ваше Величество, слышали ли вы о моем обещании королю доставить вас в Париж в железной клетке?
— Нет, мне ничего об этом неизвестно, — ответил Император. — Впрочем, я не придаю никакого значения тому, что кто-то мог сказать, написать или даже сделать. Я отдаю себе отчёт, насколько велико влияние обстоятельств. Я сужу о верности и истинных чувствах людей по иным критериям и другим данным.
Наполеон не обманывается, к тому же он беседовал о поведении Нея с королевой Гортензией. В результате он пришёл к выводу, что маршал не смог удержаться и упустить случай прославиться. Смущённый Ней ещё больше путается в своих объяснениях и заявляет повелителю:
— Тем не менее это правда, сир, я сказал такие слова. Мне казалось, что настал момент, когда нужно скрыть свои намерения, чтобы избавить Францию от властителей, прибывших во вражеском обозе.{374}
Наполеон не отвечает. Он не сомневается, что Ней от чистого сердца пообещал королю поймать его, Наполеона, и что он был намерен сдержать свое слово. Грубая ложь маршала ещё сильнее его дискредитирует, тем более что он, в очередной раз демонстрируя дурной вкус, позволяет себе оскорбительные выражения в адрес Бурбонов в обществе офицеров: «Это гнилое, бесчестное семейство». Зная, что Император в узком кругу называет его «объектом ненависти», Ней больше не появляется в Париже за исключением 1 июня, когда происходит так называемая ассамблея Майского поля,[102] представлявшая собой тщательно организованный, но бездушный, неискренний спектакль. Там мы видели Нея, вновь покорного Императору, Нея, погружённого в свои мрачные мысли. В этот день под гром артиллерийского салюта и грохот барабанов князь Москворецкий со своими коллегами Сультом, Журданом и Груши верхом сопровождает церемониальную карету, в которой восседает Наполеон с непроницаемым лицом. Глядя на него, Ней слишком поздно начинает понимать, что отныне в его душе не будет мира. Наполеон следует своим путём, Ней — своим, только легенды соединяют их. В конце церемонии Император громко приветствует маршала:
