Илья Вергасов - В горах Таврии
- Вот сукины сыны! - с удовольствием заметил Харченко. У старика по-мальчишески озорно загорелись глаза, он даже с места привстал.
- Мы ползком спустились по кустам к большой водосточной трубе, продолжал рассказ партизан. - Семен полез в нее, мы - за ним. Кругом стрельба, над нами охранники бегают... А когда стемнело, вылезли и пошли... еще ниже, к Гурзуфу. В кустах остановились, перекусили. Семен говорит: "Товарищ комиссар, а помните, Кривошта говорил, что вражеские зенитки в Гурзуфе обстреливают самолеты, которые нам продукты возят?" Комиссар ответил: "Да, не мешает пугнуть их. Они на Балгатуре. Как думаешь, Семен?"
- Вот який ненасытный! - пришел Харченко в восторг, вся кровь в старике заиграла.
- ...Ну, пошли мы на Балгатур. Влезли на гору, а там машина с пятиствольной пушкой. Мы сняли патруль, в пушку заложили три гранаты, а четвертой взорвали. Тут кинулись на нас фашисты, что были поблизости. Мы побежали через какие-то заборы, потом парком, долго шли по виноградникам. Под Никитой Зоренко куда-то ушел, а через полчаса вернулся и говорит: "Можно переночевать".
Мы пошли в казарму Мартьян, к другу Зоренко. И что было интересно - в двадцати метрах от нас жило шестьдесят охранников из деревни Никиты. Так от них пошел слух, что красные под Гурзуфом сбросили пятьдесят десантников.
Мы здорово смеялись - это же о нас шла речь.
После обеда охранников отправили на прочес леса, а мы ушли к Никитским воротам и там отлеживались в кустах.
В общем гитлеровцы нас искали по ту сторону дороги, что ближе к лесу, а мы забрались, можно сказать, к ним в глубокий тыл, чуть не к самому морю.
Да... Лежим, значит... Вдруг, уже в сумерках почти что, над нами спускается на парашюте какая-то штуковина. На шоссе сейчас же появилась машина, фашисты побежали к месту падения парашюта.
Мы пробрались туда раньше их. Смотрим - небольшой аппарат. Не успели мы взять его, слышим - фашисты. Комиссар и Семен начали стрелять. Трех гитлеровцев убили, остальные отошли. Мы обыскали убитых, забрали разные бумажки...
- Где же бумажки? - перебил я Серебрякова.
- У Васильева с аппаратом.
- А ну принеси их мне.
Через несколько минут появились Зоренко, Кучер и Галкин.
Мы уступили им лучшие места у костра.
Наевшись и выпив горячего чаю, они мгновенно уснули.
Серебряков принес аппарат, оказавшийся радиозондом, и документы убитых гитлеровцев.
Я написал донесение Северскому. Надо было успеть передать документы и трофеи в Севастополь самолетом.
Переписав начисто донесение, Кривошта вздохнул:
- Как все просто пишется: взорвали мост, уничтожили танк, зенитную установку, взяли аппарат... А как оно делалось! Товарищ начальник, надо бы подробнее написать все севастопольцам.
- А на что, отрядный? - перебил его Харченко. - Ты читав у газете там дивчата по сто фашистов убивают, а ты чем хочешь похвалиться? Таких, як мы, там счету нема... Не надо писать, - твердо закончил Харченко.
Заместитель командующего партизанским движением Крыма Северский и комиссар Никаноров собрали всех действующих под Севастополем партизан на поляне Верхний Аппалах.
Я впервые увидел наших партизан, собранных в одну массу.
Стоят строем, отрядами, порайонно. Вот евпаторийцы и их командир Ермаков. Они народ боевой, а их командир - требовательный и заботливый человек. Рядом с тучным Ермаковым - маленький ростом, но смелый, подвижной, дважды раненный в лесу начальник штаба отряда Александр Махнев, которому Северский поручает особо важное задание. За Махневым стоят его диверсанты Вячеслав Бибичев, Николай Гордиенко и другие. Они только за последние десять дней совершили на отрезке дороги между Симферополем и Бахчисараем четырнадцать диверсий. В отряде Ермакова было заложено начало своеобразной горной тактики партизанской войны. В огне сражений выкристаллизовались неуловимые партизанские группы. Шесть-семь партизан с командиром и политруком во главе специализировались на диверсии, были снайперами, отлично умели организовать разведку прифронтовых дорог, гарнизонов.
Рядом с Евпаторийским - Алуштинский отряд. Им командует Иванов, высокий седой человек с лицом ученого, с сердцем воина. Сейчас он беседует со своим комиссаром Еременко. Лицо у комиссара усталое, только сквозь очки светятся добрые наблюдательные глаза. Еременко бережно протирает очки его преследует постоянный страх перед их потерей. Я продолжаю рассматривать партизан. Вот невысокий, с нависшими бровями, подвижной Павел Макаров - командир Симферопольского отряда. Он обходит своих партизан, подбадривает их, чтобы прямее смотрели и выглядели лучше.
Павел Васильевич Макаров - человек с романтической душой. В гражданскую войну он был в подполье, работал "адъютантом" у белого генерала Май-Маевского, написал об этом увлекательную книгу, в Крыму его знают многие.
Начался митинг. В круг вышел комиссар Никаноров, рядом с ним севастопольский летчик Битюцкий, который теперь чуть ли не каждый день садится на наш партизанский аэродром.
- Товарищи! Враг тянется на Севастополь, готовит штурм. Трудно будет защитникам, трудно будет и нам. Мы слились с севастопольцами воедино. Будем сообща отстаивать город-герой, какие бы тяжелые испытания ни выпали на нашу долю. А пока все на дороги! Уничтожать проклятого фашиста! Помешать ему группироваться! Позор человеку, который в эти трудные дни не отдаст всего себя Родине! - говорит Никаноров. Он обращается к летчику:
- Товарищ Битюцкий! Передайте севастопольским морякам, пехотинцам, летчикам, артиллеристам и всем, всем нашим людям, что партизаны клянутся отдать силы, уменье, а если нужно, и жизнь, чтобы победить фашистов! Правильно ли я говорю?
- Правильно! Клянемся!.. - раздался дружный ответ.
Гулкое эхо прокатилось в горах: Кля-нем-ся!!
Горячее июньское солнце с безоблачного неба нещадно поливает зноем крымскую землю. Накаленные камни пышут жаром. Многие горные реки пересохли.
Под ногами шуршат прошлогодние добела высохшие листья.
- Ку-ку!.. Ку-ку! - кричит в лесных зарослях кукушка.
Вражеские самолеты стаями летят на Севастополь... Вот уже третий день над городом стоит черная пелена, а в сумерках видны большие языки пламени. Гитлеровцы начали подготовку к штурму.
Прошли те времена, когда мы ходили на дороги за одной машиной. Теперь выходы только рейдовые. Используя гористую местность и густое сплетение зеленых зарослей, маскируясь и маневрируя, партизаны делают набеги на фашистов в самых неожиданных местах.
Никого не надо подхлестывать - люди рвутся в бой. Всех зовет Севастополь. В лагерях остались лишь слабые и больные. Возвращаясь с задания, боевые группы отдыхают, а затем, пополнив свои вещевые мешки и запасшись боеприпасами, снова уходят туда, где решается судьба Севастополя.
