Илья Вергасов - В горах Таврии
Кравец поправлялся медленно. За ним ухаживали. Дед томился бездельем - выдумывал сказки, смешные истории и, чем мог, развлекал партизан. Глухота наша прошла, только у двух партизан продолжались еще головные боли и рвота.
Однажды, когда дед уже начал ходить по лагерю и помогал по хозяйству, нося воду с речушки, с ним встретился Малий. У них состоялся короткий, но самый приятный в жизни старого лесника разговор:
- Как, дядя Федя, насчет заявления в партию? - спросил Малий.
- Куды там, мэни надо щэ выкинуть дурь! - безнадежно махнул рукой дед.
- Напрасно. Я уже приготовил рекомендацию, - и Малий отдал деду листок, на котором за боевые подвиги рекомендовал товарища Кравца в ряды Коммунистической партии.
Дорога была нами взорвана хорошо, основательно. Фашисты даже в 1944 году могли пользоваться ею очень редко, а восстановить ее капитально им так и не удалось.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Враг подтягивал новые и новые части под Севастополь. Обстановка осложнялась, но авиационная связь наша с городом была регулярной, и как кровеносная система питает самые отдаленные органы тела, так и нас связь с Севастополем питала героизмом.
Мы не только развернули массовые операции, но, что особенно важно, эти все операции теперь тщательно подготавливались. Отряды прошли суровую боевую школу. Они стали малочисленнее чем прежде, зато намного боеспособнее и закаленнее. Люди научились вести борьбу с минимальной затратой сил. Началась специализация боевых групп, появились "изобретатели", изыскивающие различные методы борьбы с фашистами. Эти методы чаще всего рождались в отрядах третьего района и с удивительной быстротой перенимались всеми другими отрядами.
Начальник штаба нашего района подполковник Щетинин стянул все отряды к штабу. Это диктовалось, в частности, необходимостью лучшей организации охраны. Так как большинство боевых групп было на операциях, в отрядах оставалось не более 15 - 20 партизан, - количество, явно недостаточное для охраны. Лесной массив Заповедника давал возможность противнику внезапно подойти к тому или другому отряду. Поэтому целесообразней было охранять дальние подступы, самый вход в лес, а отдельно взятый отряд, разумеется, не в силах был это сделать. Сама обстановка требовала от нас создания общей охраны, исключавшей возможность внезапного нападения.
В апреле - мае 1942 года, после неудавшегося плана "вывода партизан из леса голодом", фашисты систематически посылали на борьбу с нами особые усиленные отряды, но ни один из них не причинил нам большого вреда. Время нас научило многому.
Вдоль бурной речушки раскинулись шалаши Ялтинского отряда. Лагерь безлюден. После диверсии на дороге Федосий Степанович Харченко совсем сдал. Ноги у него опухли, отекло лицо. Старик не выходил из землянки. Вася Кулинич по-прежнему возился с взрывчаткой. Придя как-то в отряд, я застал Кулинича и Харченко за довольно-таки бурным разговором.
- Ох, слухай, часовщик, еще раз говорю, пишов бы ты к бису со своими цацками, до добра не докопаешься! - сердито ворчал Харченко. Вася молчал и весь отдался какому-то приспособлению, изобретенному им к партизанской мине.
- Чего же боитесь, Федосий Степанович? Думаете, мне самому жизнь не дорога? - отшучивался он, продолжая свое дело.
- Послухайте, товариш начальник района! - обрадовался моему появлению Харченко. - Вин цилый день травит мэнэ. Я боюсь. Хочь бы вернувся кто скорише. Дуже скучно стало. Тильки и радуешься, колы хлопци придут с дила и начнут наперебой рассказывать. Эх, як бы було мэни годкив на двадцять поменьше, не лежав бы я тут и не ругався б с часовщиком, а гуляв бы по дорогам, та фашистов бил, - жаловался Харченко на свою судьбу.
- А что, разве вы мало врагов уничтожили на своем веку, Федосий Степанович?
- Оно-то немало, тильки теперь сердце болит - не способно мне лежать, не способно. Вот читав сегодни в севастопольской газете про дивчину Людмилу Павличенко. Вона двести фашистов убила. И пишут, шо сама красива, мабуть и руки нежны, и сердце добре, а на фашистов зла. Вот и думаю про себя: старый ты чорт, мало ты успив зробыть для своих, дуже мало, колы дивчатам надо врага лупить. Воны должны хлопцив любить да дитей рожать.
...К вечеру вернулись диверсанты группы Зоренко после многодневного похода по немецким тылам.
- Как наши запалы, Семен, не подвели? - поинтересовался Кулинич.
- Ничего, действовали, не отказывали, спасибо.
- На что же употребил? - торопил Семена я, желавший, как и все, поскорее узнать результаты рейда.
- На дело. На мосты. - Семен встал и уже по-военному, обращаясь ко мне, отрапортовал:
- Товарищ начальник района, диверсионная группа Ялтинского отряда под командованием комиссара отряда Кучера взорвала мост с проходившим по нему танком, захватила радиостанцию, уничтожила одну зенитную установку, заминировала дорогу и вернулась без потерь.
Я заметил, что Семену как-то не по себе.
- Ты, Зоренко, чего-то не договариваешь?
- Разрешите мне пойти за Кучером. Что-то его долго нет.
Зоренко, взяв автомат, быстро вышел из землянки.
- Чудной он який-то и влюбчивый: пришелся ему комиссар по душе, сказал Харченко и попросил диверсанта зоренковской группы Анатолия Серебрякова: - Ты, хлопче, расскажи, що там наробылы со своим скаженным Семеном, бо дуже богато вин рапортував: и мосты, и танк, и радио, и еще чего-то... Та тильки не бреши.
- Вышло нас семь человек, - начал рассказывать молодой партизан. Впереди шел, конечно, Семен, рядом наш комиссар. Продвигались быстро, теперь и на яйле снег растаял. К вечеру были у самой дороги. Семен сказал мне шепотом: "Толя, ты с Васильевым будешь патрулировать дорогу". "Как патрулировать?" - спрашиваю. "Васильев знает", - ответил и ушел с комиссаром.
Я помню, мы зимой ходили на дороги, так тогда - боялись, все прятались куда-то. А тут так просто... Рядом гудят машины, фашисты едут, а мы как дома. Только потом я понял, что не так уж просто воюют Кучер и Семен: они тоже осторожны, только виду не показывают.
Мы с Васильевым вышли в темноте на дорогу. "Ну, Анатолий, смена патрулей произведена, - говорит мне Васильев. - Гитлеровцы смылись в домики, ночь не для них, будут до утра похрапывать на постели".
Мы два часа ходили по шоссе, при редком движении машин прятались в кустах. Потом нас отозвали, и мы поднялись в лес. "Вот, говорят, и все дело сделано".
- Значит, заложили, - перебил Вася.
- Да, под мост, двадцать штук толовых кирпичей. Ждали часа три. После рассвета пошли машины, но все было спокойно. Потом вдруг слышим лязг. Ка-ак взорвет! Нас бросило на землю, а в горах такой гул пошел!.. Гитлеровцы подняли стрельбу. И в нашу сторону и выше: "Ну, - думаю, - туго будет выходить". Смотрю на своих начальников, а они не спешат подниматься в горы. Начали спускаться еще ниже, прямо к дороге...
