Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини
Людские ресурсы тоже стали проблематичными. Цвет почти десяти дивизий погиб в снегах России. Греческая кампания обошлась в сто тысяч человек. Сомали, Эритрея и Абиссиния были потеряны вместе с 250 000 солдат, попавшими в плен.
Хотя кабинет министров и освободил его в феврале 1943 года с поста министра юстиции, Гранди остался президентом палаты корпораций, в качестве которого имел возможность встречаться с королем дважды в неделю. Теперь, когда союзники высадились на Сицилии, время разговоров прошло. Надо было побудить короля к действию.
Будучи убежденным монархистом, Гранди тем не менее презирал короля. В должности майора Альпийского полка он в течение шести месяцев принимал участие в греческой кампании вместе с некоторыми фашистскими лидерами, среди которых выделялся хладнокровный, амбициозный Джузеппе Боттаи, бывший в свое время министром образования. Оба они пришли к выводу, что Италия должна выйти из войны, и как можно скорее. На встречах в офицерском клубе в Тиране в Албании ими был составлен проект предложений, которые Гранди представил королю еще в мае 1941 года.
В них рассматривались два варианта развития событий. Либо Муссолини должен согласиться с восстановлением роли палаты депутатов и большого совета с соблюдением всех конституционных прав, либо передать королю командование вооруженными силами и право «выдвижения инициатив и принятия решений как глава государства».
К разочарованию Гранди король, просивший его в 1939 году оставаться верным короне, сказал, слегка улыбнувшись:
— Дорогой Гранди, сейчас я пока не предъявлю это требование вашему шефу: время для этого еще не пришло, но оно обязательно придет.
Садясь в такси на Центральном вокзале, Гранди был в предельном напряжении. В его нагрудном кармане лежало письмо, которое он собирался вручить королю лично, с призывом возвратить Италии «свободу, единство и независимость».
Направляясь к дворцу Монтечиторио, месту нахождения палаты депутатов, Гранди вспоминал, что же произошло за последние дни. Неделю тому назад секретарь партии Карло Скорца пригласил тринадцать фашистских лидеров на региональное совещание, посвященное вопросу поднятия духа населения к отпору неприятелю. Гранди отказался ехать на это совещание. Вскоре неповиновение проявили и другие лидеры. Джузеппе Боттаи, в частности, заявил Скорце:
— Муссолини пообещал в свое время, что нога неприятеля никогда не ступит на итальянскую землю. А ведь память у народа хорошая…
А за три дня до поездки дуче в Фелтре инициативная группа, в составе которой были Боттаи, маршал Эмилио де Боно, Цезарь Мария де Веччи и кремонский забияка Роберто Фариначчи, отправилась во дворец Венеция, где встретилась с Муссолини и Скорцей. Как потом отмечал секретарь партии, большой совет собрался впервые за четыре года.
Двадцать восемь его членов, среди которых были восемь представителей кабинета министров, лидеры палаты депутатов и сената, президенты корпораций, в различное время лишенные Муссолини своего положения и статуса, с которыми дуче даже не согласовал вопрос вступления в войну.
При попытке некоторых из них высказать свое мнение Муссолини перед роспуском совета заявил:
— Вы хотите иметь большой совет. Он у вас будет! Но, поскольку у дуче много работы, совет будет собираться, когда у него будет время.
Едва Дино Гранди открыл дверь комнаты заседаний, ему в глаза бросился большой конверт, лежавший на полированном столе в холле.
В нем находились приглашения, подготовленные Карло Скорцей, членам совета на заседание, которое должно было состояться в пять часов вечера 24 июля. Таково было решение дуче, принятое им в связи со складывающейся обстановкой.
В голове Дино появилась мысль: «К чему идти сейчас к этому ублюдку королю? Он наверняка скажет, что время еще не наступило». А вслух произнес:
— Вот он — наш шанс, и реальный шанс!
Глава 7
«Конец всей этой чертовщины»
24–25 июля 1943 года
Квинто Наварра еще раз осмотрел помещение — все было в полном порядке. Подготовка к заседанию большого совета шла как к одному из знаменательных дней. На полированных столах лежали двадцать восемь эбонитовых ручек и блокнотов и сверкали двадцать восемь хрустальных чернильниц. На равном удалении были установлены шесть настольных ламп. Стены задрапированы голубым бархатом.
Было уже 4.45 пополудни — суббота, 24 июля 1943 года. Прошло пять дней после встречи Муссолини с Гитлером в Фелтре.
Наварра услышал, как прибывающие члены совета приветствовали друг друга во дворе дворца. До него донеслись и слова удивления, когда они направились в комнату заседаний, проходя мимо кустов олеандра и статуй Купидона и других античных божеств. Впервые за все время не было видно личной охраны дуче. Многие из них были заняты на раскопках руин в Сан-Лоренцо. В качестве стражи были задействованы представители корпуса специальной полиции. Не развевались, как обычно, фашистские флаги, оставленные в партийных штаб-квартирах. Карло Скорца сказал утром генералу Энцо Галбиати, командующему фашистской милицией:
— Дуче хочет провести это заседание по возможности скромнее.
Многие из прибывших были одеты в черную униформу с сапогами. Это были новички, избранные в состав совета в течение четырех лет после его последнего заседания. Лучиано Готтарди, президент конфедерации промышленных рабочих, переходил от делегата к делегату, представляясь: «Готтарди — очень приятно». Сорокапятилетний Карло Пареши, министр сельского хозяйства, поднимаясь по лестнице вместе с Альфредо де Марсико, новым министром юстиции, спросил почтительно:
— Что надо делать на заседании совета? И как вообще оно проходит?
А тот шел сюда как на погребение. Учитывая опыт своего предшественника Дино Гранди, Марсико даже отпустил своего шофера, полагая, что к концу заседания уже не будет министром.
Не многие чувствовали себя столь уверенно, как Роберто Фариначчи, который, например, считал, что судьба, сделавшая его двадцать лет тому назад партийным боссом Кремоны, и на этот раз восстановит равновесие. Садясь в машину у дверей «Гранд-отеля», убежденный в неизбежности перемен, он сказал управляющему:
— Завтра я буду править Италией.
Большинство делегатов были озабочены происходящими событиями. Джиованни Балелле, главе конфедерации промышленников, позвонил Джузеппе Боттаи и сказал:
— Этой ночью возможны определенные осложнения. Оставайся лучше дома, сказавшись больным.
Но Балелла решил все же прибыть на заседание: а вдруг потребуется принятие какого-либо решения. Даже Джалеаццо Чиано, как всегда шумный и веселый, посчитал число 17 несчастливым и, надевая униформу, перекрестился перед ликом Мадонны.
