Марк Ферро - Николай II
В это время Николай II ехал в Царское Село. 28 февраля около 3 часов дня он телеграфировал жене: «…Дивная погода. Надеюсь, что вы себя хорошо чувствуете и спокойны. Много войск послано с фронта. Сердечный привет».
Он узнал о создании Комитета Думы под председательством Родзянко, но тем не менее сообщил царице, что «завтра утром будет дома».
В течение следующего дня, 1 марта, сопровождавшие императора «избегали говорить о событиях». «Стыд и позор! — отмечал в своем дневнике Николай II. — Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства все время там! Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события!»
Тем временем императрица обратилась к дяде царя Павлу, командующему гвардией, с вопросом, почему он не попытается изменить положение. Однако Павел Александрович предпочел вместе с другими великими князьями составить манифест для вручения его царю.
«В твердом намерении переустроить государственное управление в империи на началах широкого народного представительства мы предполагали приурочить введение нового государственного строя ко дню окончания войны…
Велика наша скорбь, что в те дни, когда на поле брани решаются судьбы России, внутренняя смута постигла столицу и отвлекла от работ на оборону, столь необходимых для победоносного окончания войны.
Не без происков коварного врага посеяна смута и Россию постигло такое испытание, но, крепко уповая на помощь Промысла Божия, мы твердо уверены, что русский народ во имя блага своей родины сломит смуту и не даст восторжествовать вражеским проискам.
Осеняя себя крестным знамением, мы предоставляем Государству Российскому конституционный строй и повелеваем продолжать прерванные указом нашим занятия Государственного совета и Государственной думы, поручая председателю Государственной думы немедленно составить временный кабинет, опирающийся на доверие страны, который в согласии с нами озаботится созывом законодательного собрания, необходимого для безотлагательного рассмотрения имеющего быть внесенным правительством проекта новых основных законов Российской империи…
Великий князь Михаил Александрович, Великий князь Кирилл Владимирович, Великий князь Павел Александрович».
Павел Александрович пишет в своих «Мемуарах», что императрица одобрила текст манифеста и его действия, что маловероятно, так как Александра послала царю следующую записку, которую он, возможно, получил: «Павел, получивший от меня страшнейшую головомойку за то, что ничего не делал с гвардией, старается теперь работать изо всех сил и собирается нас всех спасти благородным и безумным способом: он составил идиотский манифест относительно конституции после войны и т. д.» А также другое письмо — последнее послание императрицы мужу, которое он уже не мог получить: «Все отвратительно, и события развиваются с колоссальной быстротой… Ясно, что они хотят не допустить тебя увидаться со мной прежде, чем ты не подпишешь какую-нибудь бумагу, конституцию или еще какой-нибудь ужас в этом роде. А ты один, не имея за собой армии, пойманный, как мышь в западню, что ты можешь сделать?»
Вечером 1 марта царь наконец прибыл в Псков в 20.00. На перроне вокзала его с нетерпением ожидал командующий Северным фронтом генерал Рузский: в течение дня скопились телеграммы, полученные от Родзянко, Алексеева и Иванова, на которые надо было срочно дать ответ.
«Пойдемте вначале пообедаем», — предложил царь.
Генерал Рузский был поражен тем, что такие деятели, как великий князь Сергей Михайлович, генерал Брусилов и глава британской военной миссии Джон Хэнбери-Уильямс, предлагали царю согласиться на создание «ответственного» правительства и провозглашение конституции. Еще больше его поразили восстание в Москве и переход адмирала Непенина на сторону революции. Убежденный в том, что Николай II потерял много времени зря, он проявил большую настойчивость. Он сознавал, что Николай и его окружение не отдают себе отчета в масштабах катастрофы и в основном обвиняют генерала Хабалова в том, что тот не сумел подавить беспорядки. К счастью, оставался Иванов, и ему будут направлены необходимые указания.
Однако когда Николай II увидел телеграммы, в которых сообщалось о революции в Москве, на Балтийском флоте и в Кронштадте, он был потрясен. И тем не менее стоило Рузскому заговорить с ним о необходимости создания «ответственного» правительства, как царь отверг предложение спокойно, хладнокровно и с чувством глубокого убеждения… Основная мысль государя была, что он… считает себя не вправе передавать все дело управления Россией в руки людей, которые сегодня, будучи у власти, могут нанести величайший вред родине, а завтра умоют руки, «подав с кабинетом в отставку»…»
Когда в 11 часов поступила телеграмма от генерала Алексеева, в которой тот тоже просил царя о создании «ответственного» правительства, царь наконец уступил, однако при условии сохранить за собой в манифесте право назначить военного министра и министра иностранных дел. Генерал Рузский приступил к исполнению поручения, когда ему позвонил Родзянко. Рузский тут же сообщил ему, что царь назначил его премьер-министром, однако председатель Думы ответил на это: «…Очевидно, что Его Величество и вы не отдаете себе отчета в том, что здесь происходит, настала одна из страшнейших революций, побороть которую будет не так легко… Считаю нужным вас уведомить, что то, что предлагается вами, недостаточно и династический вопрос поставлен ребром».
Родзянко принимал участие в совещании Петроградского Совета и Комитета Государственной думы, на котором с согласия Совета было учреждено Временное правительство. Он объяснил генералу Рузскому, что даже в исправленном виде манифест более не отвечает требованиям создавшегося положения. Чтобы спасти страну от анархии, необходимо отречение от престола. Рузский решил, что в сложившейся обстановке распространять манифест не имеет смысла.
Генералиссимус Алексеев узнал о мятеже батальонов, стоявших в Луге и отказавшихся отправиться под командование «диктатора» Иванова. В 10.15 генералиссимус связался с командующими, оповестил их о содержании своих переговоров и предложил им рекомендовать царю отречься от престола «ради спасения независимости страны и сохранения династии». Все генералы, за исключением генерала Эверта, ответили согласием. Взволнованный генерал Рузский снова попросил аудиенции у царя, и царь принял его в присутствии барона Фредерикса и генералов Данилова и Савича. Рузский принес телеграммы генералов, требующих отречения царя, и телеграмму великого князя Николая Николаевича.
