Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры - Айзенштадт Владимир Борисович
Организатором и директором этой Школы стал Казимир Стабровский, окончивший в 1894 году петербургскую Академию художеств. В 1901 году он обратился в Совет Академии с предложением организовать в Варшаве художественную школу и получил «Свидетельство на право преподавания рисования в средних учебных заведениях».
Школа была новой во многих отношениях. Студенты проходили через студии всех педагогов, занимаясь поочередно всеми видами чистого и прикладного искусства от живописи, скульптуры до проектов декораций, перспективного чертежа, оформления книг и керамики. Много времени уделялось пейзажу, каждое лето устраивались пленэры с выездом на длительное время в какую-нибудь живописную местность.
В Школе Чюрлёнис сближается с семьей своего товарища, Бронислава Вольмана, младшая сестра которого, Халина, становится одной из его учениц музыки, а мать, Бронислава Вольман, – покровительницей его творчества. Иногда она покупала и некоторые его работы. В 1903–1907 годах Чюрлёнис написал симфоническую поэму «Море» и посвятил ее Брониславе Вольман.
Летом 1905 года семья Вольман пригласила его поехать с ними на Кавказ: «Представь себе – я видел Кавказ… Я видел горы, – тучи ласкали их», – писал он брату [252].
А на следующий год они же снабдили его средствами на поездку со Школой по культурным центрам Средней Европы.
1 сентября 1906 года Чюрлёнис пишет Брониславе Вольман из Праги: «Небо окутано зеленоватым туманом, словно заткано серебряной паутиной. Кое-где звезда, будто заблудившаяся, попавшая в сети мушка трепещет золотыми крылышками, а в самом центре – луна-паук смотрит значительным, мигающим большим глазом. И все происходит в какой-то священной тишине…
Луна закатилась, и ярко засверкали звезды, чудеснейшая часть небосвода: Орион, Плеяды, Сириус, эта „Калифорния“ по Фламмариону. Вспомнил я обратный путь после той нашей прогулки; тогда небо тоже было таким, но это, пожалуй, еще прекраснее. В подобные мгновения хорошо забыть, откуда ты и куда идешь, как тебя зовут, и смотреть на всё глазами ребенка…
Наверное, лишь путешествие приблизительно дает такую жизнь…» [253].
Камиль Фламмарион, упоминаемый Чюрлёнисом, – французский ученый-астроном. Его научно-популярные книги, основанный им журнал «Астрономия» были созвучны интересу Чюрлёниса к красоте звездного неба, к завораживающей бесконечности космоса, который он населял своими видениями.
Возвратившись из этой поездки, он принимается за живописный цикл «Знаки зодиака». Константин Паустовский в своем очерке «Ветер скорости (Из путевого дневника)», писал: «Пожалуй, никто из художников не передавал с таким мастерством ночь и звездное небо, как это сделал Чюрлёнис в серии своих картин „Знаки зодиака“» [254].
Зодиак, по древним легендам, – это цепь созвездий, вдоль которых пролегает путь солнца, луны, планет. Их двенадцать – как месяцев, как двенадцать темперных листов Чюрлёниса…
«Красочные сочетания, красочные гаммы в его произведениях были исключительно красивы и пленительны, – пишет Остроумова-Лебедева. – Из ранних его работ мне очень нравились картины „Кладбище“, из более зрелых – „Солнечная соната“, „Рай“, „Rex“, „Морская соната“, „Фуга“, из цикла „Зодиака“ – „Стрелец“ и многие другие…» [255].
«Краски его были нежны и гармоничны и звучали, как прекрасная, тихая музыка. Фантазия его была бесконечна. Я очень увлекалась его вещами. Мне они казались музыкой, прикрепленной красками и лаками к холсту. Их сила и красочная гармония покоряли зрителя…
Чурлянис, будучи живописцем, одновременно был и хорошим музыкантом. И его вторая профессия ярко чувствовалась в его живописных вещах. Темы его картин часто также показывали его увлечение и интерес к астрономии. Он изображал огромные мировые пространства, где звезды водят хороводы, а на земле текут широкие реки, где безграничные пространства морей отражают грандиозное небо» [256].
«Жизнь его, – по видению Вячеслава Иванова, – запуталась в волокна хвоста какой-то апокалиптической кометы, его увлекшей и восхитившей от земли. Он неустанно пронзал эти волокна остриями своих пирамид, своих столпообразных утесов. Острия и пики терялись в облаках и вновь прорезали их. Так бежал этот дух от земли к Богу». Иванов считал, что творчество Чюрлёниса граничит с ясновидением. Это «хаос, где музыкальная стихия искала воплощения в текучие формы и красочные соответствия. Любопытнее и убедительнее, – продолжает Вячеслав Иванов, – этот духовидец тогда, когда он ставит себе задачу уже иррациональную для живописи: когда он непосредственно отдается своему дару двойного зрения» [257].
Есть одна хорошо известная картина Чюрлёниса, о которой напомнил в своей речи на похоронах Чюрлёниса Фердинанд Рущиц, один из его профессоров. «Из пробуждающегося света является птица, которая, широко взмахивая крыльями, облетает горные вершины и летит вдаль. Это – „Весть“. С такой вестью пришел Чюрлёнис. Он был вестником нового, молодого искусства, поставившим на нем собственное тавро. Своей стране и своим соотечественникам он возвестил Красоту пробуждающейся в них Весны. И оставил нас также весною» [258]…
М. Чюрлёнис. Весть
Есть еще одна картина Чюрлёниса с такой же птицей. Это – вторая картина из триптиха «Путешествие королевны». На вершине холма сидит большеголовое дитя. Ручонки его протянуты к пушистому шарику одуванчика. А над ним, над этой трогательностью первой встречи крохотного человеческого создания с природой, опустив большие крылья, зависла большая темная птица… Что это? Предчувствие? Предвидение собственной судьбы? Или предупреждение перед встречей с реалиями жизни?
30 июня 1908 года в восточной Сибири взорвался и исчез Тунгусский метеорит – космический пришелец, оставивший нам загадку своей сути…
М. Чюрлёнис. Путешествие королевны
А Чюрлёнис лето 1908 года проводит в Друскининкае, в Паланге. Он работает над музыкальной «Фугой d-moll», и другой «Фугой», выполненной темперой. «А я опять рисую, – писал он невесте, Софии (Зосе) Кимантайте, 22 июня 1908 года. – И не могу оторваться – так хочется мне рисовать… Кончил „Сонату“, написал „Фугу“, а сейчас рисую новую „Сонату“…» [259].
Фортепьянную «Фугу d-moll» и живописную, темперой, он заканчивает осенью 1908 года, уже в Петербурге.
Фуга, как говорит литература о музыке, – многоголосое полифоническое произведение, когда мелодия, исполняемая одним голосом, повторяется («имитируется») другим вслед за первым…
В нижнем ярусе картины Чюрлёниса, наиболее темном, ночная природа выглядит скованной мертвым сном. Большая зеленая ель выписана объемно и детально. На тонких стеблях, напоминая звезды, мерцают желтые огоньки цветов. Там, за елью, силуэтом – то ли лес, то ли старинный город…
В следующем ярусе мелодия елей повторяется и усложняется. Это уже не просто ели, а очертания, напоминающие склонившиеся фигуры людей, сидящих на высоких пьедесталах. «Это, – пишет автор монографии о Чюрлёнисе Марк Эткинд, – скованные мертвым сном на своих тронах короли литовского фольклора, олицетворяющие ночь и ночной холод» [260].
Развитие темы завершается в верхнем ярусе, проникнутом ясностью и спокойствием… Впечатлению тишины и покоя особенно способствует отражение в неподвижной глади воды. Но, как принято в фуге, отражение оказывается далеко не зеркальным. Здесь Чюрлёнисом применен композиторский прием построения фуги.
