Николай Долгополов - Главный противник. Тайная война за СССР
Деликатный вопрос: а как же жил Вильям Генрихович Фишер все свои 14 лет в Америке? И прямой ответ: один, совсем один.
Хотя и здесь нашлись мифоплеты, обещавшие познакомить с «другой, немецкой дочкой» и даже «представить настоящей жене».
Вильям Фишер на всю жизнь остался однолюбом. Встретившись на вечеринке, организованной служившими с ним вместе в Красной армии ребятами, познакомился с Леной Лебедевой. Выпускница консерватории по классу арфы, она, по мнению педантичного Вилли, не отличалась особым прилежанием. Он мог зайти к ней домой на Грановского, засечь время, взяться за газету, и если покорившая его красавица играла не достаточно хорошо, то обязательно звучало: «Мало, Эля, мало, сыграйте еще».
Он был верен ей абсолютно. А в письмах, которые чуть не каждый день посылал своей Эле, до войны часто уезжавшей на гастроли, такая любовь.
Гениален? Значит во всем
Еще в тюрьме Атланты надсмотрщики были поражены: тесты доказывали его гениальность. От арестованного это пытались скрыть, да разве можно было что-то утаить от сокамерников.
В России после проверки полковнику доверили работу на новом участке. Его название столь непростое, что и сегодня не буду удивлять им читателей. Учил молодых. В конце жизни начали выпускать заграницу. Ездил в братские — тогда — Венгрию и не существующую ныне ГДР. От Венгрии его впечатления, как от большого громкого праздника, а в ГДР очень понравилось. Там пытливая местная служба могучей разведки действительно много чего от него узнала, чем полковник был страшно доволен.
А в Потсдаме гостю кроме того пришлось исполнить вместе с коллегой по Службе Мариной Ивановной Кариной и неведомый до этого полонез. В старинном замке затеяли прием в его честь и, по обычаю, главному участнику торжества и выпадало открывать бал. Он успел шепнуть на ухо партнерше, что много чего в этой жизни умеет, но на полонез это не распространяется. Но они, фигур танца не знавших, быстренько перекинулись парой фраз, и медленно, соблюдая ритм, вышагали весь долгий полонез, ни разу не сбившись. В зале, заполненном представителями двух родственных ведомств, их старания оценили овацией.
Думаю, аплодисменты были неслучайны. Фишер методично и спокойно осваивал все, за что только брался. Что полонез — он хоть, по словам дочери, никогда и не танцевал, но музыкантом был прекрасным. Играл на мандолине, балалайке, уже в США научился, к удивлению друзей — американских художников, играть на гитаре. И в сугубо противоположной — научной деятельности — тоже был докой. Однажды после возвращения из США его повезли на встречу в институт к физикам, и Фишер потряс новосибирских ученых глубочайшими познаниями. Ему предложили: если хотите, возьмем. Но физика, быть может, как-то и была связана с профессией нелегала: кто как ни он добывал для наших ученых секреты немирного атома. А высшая математика? А теория относительности? А щелканье задачек? Или кроссворды — он решал их — что из «Огонька», что из нью-йоркских газет со скоростью неимоверной.
Иногда увлечения переходили в профессиональные. Не случайно же в США Эмиль Гольдфус жил по легенде художника Его профессионализм никогда не попадал под сомнение. Знаменитый американский живописец Берт Сильвермен считал своего друга Эмиля квалифицированным мастером, быть может, чересчур привязанным к искусству реализма. Любопытно, что в Штатах Эмиль Гольдфус, публично осуждавший абстракционизм, все же проникся новым духом времени, и его картины нью-йоркского периода избавлены от той определенной традиционности и фотографической тщательности, с которой выписаны прежние, более ранние подмосковные пейзажи. Он повысил уровень живописи и с этим не поспоришь.
Нечего спорить и по поводу писателя Фишера. Правда, свои произведения издавал под псевдонимами. Так повесть «Конец «черных рыцарей», вышедшая из-под пера выдуманного им «Ивана Степановича Лебедева» была хорошо встречена читателями. И не только. Персонажи все те же — советский разведчик под псевдонимом Флеминг, его друзья участники французского Сопротивления и недобитые фашисты, упорно сопротивляющиеся где-то в Латинской Америке. Можно строить догадки: сюжет взят из жизни — причем собственной. И повесть так понравилась на телевидении, что по книге сняли телеспектакль. Конечно, ныне исчезнувший. Плохая была пленка, не так хранили. Да и книгу я отыскал с трудом.
Сохранились его разрисованные к праздникам открытки. В них легкость, лес, снегири. И дисциплинированность: нравилось — не нравилось, хотелось — не хотелось, но, как и требовалось, он и дома подписывал их на русском — Р. или Рудольф Абель.
Существует легенда, будто президент Джон Кеннеди и даровал ему свободу в обмен на присланный из тюрьмы портрет. Возможно, рисовал он красавца Джона, сидя в камере. Но что дарил, моля о свободе… Не в его это духе. Портрет, в отличии от многих его рисунков, акварелей, карандашных набросков и серьезных работ так никогда и не был найден.
А вот его самого не только рисовали, но и выставляли. Портрет Эмиля Гольдфуса кисти Бертона Силевермена украшал персональную выставку в Академии американского дизайна в Нью-Йорке в феврале, за два месяца до ареста, 1957-го. И Сильвермен невзначай предугадал то, на что с 1948-го не обращало внимание ФБР. На портрете Гольдфус вольготно расположился в своей мастерской. На столе — всякая всячина, на стенах, как и полагается, картины. А по правую руку — огромный мощный радиоприемник, по которому друг — полковник и принимал Москву. Вот она, сила предвидения настоящего искусства. Впрочем, Сильвермен не предал товарища и во время слушаний в суде. Чтоб все они так отзывались о наших, обвиняемых в шпионаже, как Берт об Эмиле.
Связник полковника
Тогда, в довольно частые времена наших регулярных встреч, полковник Службы внешней разведки Юрий Сергеевич СОКОЛОВ, оставался последним из оставшихся в живых, кто работал с Фишером-Абелем не в тихих кабинетах Лубянки, а, как говорят разведчики, «в поле».
Полем были Соединенные Штаты, а точнее город Нью-Йорк и его окрестности. Молоденький лейтенант госбезопасности, волею судьбы стал связником разведчика-нелегала.
— Юрий Сергеевич, если можно, то давайте сразу о главном. Как и где вы впервые вышли на связь с Абелем?
— Первая встреча с Марком, он действовал под этим именем, была несколько необычна. Место встречи определил Центр, а не резидентура в Нью-Йорке, как обычно принято. И оказалось, что это в трех кварталах от моего дома. Значит, дополнительный риск. Предстояло особенно тщательно провериться, нет ли «наружки». И задачу мне поставили такую: мгновенно установить контакт, сообщить ему о месте нашей ближайшей встрече уже в каком-нибудь другом надежном районе и на этом быстренько разойтись. Проверялся я долго, подъезжаю к кинотеатру, где Марк должен стоять, выхожу резво из автобуса, конечно, первым, за мной — никого. И быстро, быстро, чуть не бегом — к тому месту. Вижу — он, уронил я что-то такое около него, подобрал и по-русски: «Товарищ Марк, через пять минут в туалете кинотеатра».
