Борис Маркус - Московские картинки 1920-х - 1930-х г.г
«Путевка в жизнь» покорила всех своей жизнеутверждающей правдивостью, своей искренностью. Игра и Мустафы и Баталова вызывала восхищение. Михаила Жарова знали и любили буквально все, Николая Баталова знали еще по «Матери», а вот Мустафа появился впервые и сразу же завоевал наши сердца. Я не знаю дальнейшей судьбы этого артиста, думаю, что «Путевка» для него его звездный час.
Фильм этот прогремел. Он был вехой в киноискусстве Союза. Однако, были связаны с ним и негативные явления. Как-то, уже значительно позднее, мне пришлось разговаривать о театре, о кино с Народным артистом Абрикосовым, который приходил к нам в Архитектурный институт на наш самодеятельный спектакль «Хозяйка гостиницы». Я провожал Александрова, мы по дороге разговорились. О том, о сем. Коснулись и разного рода воздействия искусства на людей, особенно, на детей. Так Абрикосов мне сказал: «А знаете, что «Путевка» в какой-то степени повлияла на увлечение бродяжничеством у молодежи. Своей романтикой, своими симпатиями к героям-беспризорникам. Блестящая, с одной стороны, картина, а влияние оказала двоякое: и хорошее и не очень хорошее». Я был поражен. Никогда не думал в этом направлении. Возможно, Абрикосов был прав, но думать об этом не хотелось, вспоминая и отдельные эпизоды и талантливых артистов.
О немом кино постепенно просто забыли. Экран был прочно завоеван звуковым. Перечислять картины даже не хочется. Все-таки все это происходило не так уж и давно.
Вспоминаю также и появление первых цветных картин. Это происходило не сразу и не просто. Сначала появились первые ленты, вроде «Груни Корнаковой». Цвет на экране — это очень неожиданно. К этому еще не привыкли. Но само появление цвета встречено было с восторгом. Поэтому, по-видимому, прощались и первые неудачи, первые несовершенства. Конечно же, в «Груне Корнаковой» цвет был просто кричащий, кажется, без полутонов, без тонких нюансов. Но это тогда как-то не замечалось. Важно было то, что фильм не черно-белый, а цветной. Повышение требований к качеству цвета, к цветовым эффектам, к отказу от натурализма появилось позже. И это было естественным.
Сейчас, оглядываясь назад, видишь перед глазами почти всю историю кино. Отсутствует только самый первый период, первые шаги дореволюционной кинематографии, первые кинозвезды России, вроде Веры Холодной, Мозжухина. Но кино отличается тем, что из фондов можно вынимать старые ленты и прокручивать их, спустя много лет после съемок. Так мы узнавали и о первых русских и зарубежных фильмах, так познавали историю этого великого искусства.
Стереофонического и панорамного кино в те времена еще не было. Поэтому говорить об этом нечего. А вот о телевидении я впервые услышал еще в школе, в 1936 году. Тогда на уроке физики наш учитель Иван Адамович Чернышевич рассказал нам о необычайном чуде науки и техники — о передаче изображения на расстоянии. Он говорил, что на западе уже начали работать телевизионные установки, что у нас тоже работают над этим. Закончил он свой рассказ утверждением, что мы вскоре сами будем свидетелями того, как в нашу жизнь войдет и это техническое чудо. Как оно войдет в наши дома и оттеснит и кино, и театр, и даже газеты, и радио, потому что будет и образным и очень оперативным, потому что многое возьмет на себя, не заставляя куда-то ходить. Слушал, но не очень верил. Все вроде бы логично, все по чертежам и таблицам понятно, но представить себе все это наяву было просто невозможно. Но, спустя какой-нибудь десяток лет увидел телевизоры «в живую».
Радио
Однажды в середине двадцатых годов папа принес и вручил мне небольшую черную коробку. Это был радиоприемник, о котором я так долго мечтал. На коробке укреплены какие-то вертикальные катушки, сплетенные из тонких зеленых проводов. Одна катушка даже могла поворачиваться из вертикального положения в горизонтальное. Для этого у нее сбоку была приделана черная ручка. Были еще какие-то ручки-регуляторы. С краю укреплена стеклянная трубочка, в крышке которой была шарнирно укреплена маленькая круглая черная ручка со стержнем, уходящим внутрь трубочки. На нижнем конце стержня был укреплен тоненький спиралевидный стальной проводок с недлинным концом. В нижней части трубки находился какой-то блестящий многогранный сверкающий камешек-кристалл. Все это приспособление называется детектор.
И радиоприемник поэтому называется детекторным. Волосок-проводок, касаясь в том или другом месте граней камушка, находил те или иные волны. Имелся у приемника шнур со слуховыми наушниками. Эбонитовые трубки наушников соединялись между собой стальной пружиной-дугой. Наушники надевались на голову, трубки крепко прижимались к ушам.
Какое удовольствие искать в детекторе нужную волну. То одна станция передает последние известия, то другая дает музыку, песни. Можно поймать московские станции и главную из них — станцию «РВ-1 имени Коминтерна», можно какие-нибудь другие. Я больше всего любил ловить эту станцию Коминтерна. Даже с тех пор запомнил фамилии некоторых ведущих дикторов того времени. Одного звали Герциг, или Герцик, а другого Гро. Обе фамилии интересные, необычные. Позднее включилась Ольга Высоцкая. А песни пели разные эстрадные певцы. Запомнилась мне Вера Духовская с ее «Полюшком-полем». Пел Вадим Козин, пели Русланова, Изабелла Юрьева. Часто можно было услышать Барсову, Обухову, Михайлова, Пирогова. Но это все значительно позднее, почти перед войной. А тогда пели самые разные артисты, но фамилии я уже забыл. Часто выступали чтецы. Особенно любил слушать артистов Художественного театра — Тарханова, Москвина, Качалова, Прудкина, или из Малого театра — Царева, Блюменталь-Тамарину, Турчанинову, Пашенную, или Хенкина и Кара-Дмитриева из «Сатиры», других. Конечно, и тогда были разные программы. Разумеется, регулярно давались «Последние известия». Любил слушать «Пионерскую зорьку», «В рабочий полдень», музыкальные концерты.
А потом, в дополнение к приемнику, которым, к сожалению, мог пользоваться один человек, большей частью я, у нас в квартире появился репродуктор городской радиотрансляционной сети, или как она между нами называлась — «ЭмГэЭрТэЭс», то есть МГРТС. В дом во все квартиры была подведена специальная проводка радиотрансляции, а в комнатах появились большие черные репродукторы. Мы их называли «тарелками». Они и были похожи на тарелки. Были они конусообразные, почти плоские. В центре была укреплена какая-то металлическая штуковина с регулятором. Ручкой можно было регулировать громкость звука. Мама сердилась, если репродуктор был все время включенным. Она приходила с работы усталая, а тут на всю комнату или концерты или последние известия. А то какая-нибудь лекция о пользе овощей или вреде курения. Приходилось считаться, и репродуктор отключался. Когда же мамы не было, он вещал обо всем, чем угодно. И конечно, на полную громкость.
