Мария Барятинская - Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870–1918
Наблюдая эту прекрасную панораму, я заметила, как нечто поднялось из воды; я вначале приняла его подводную лодку, но, так как этот предмет постоянно возникал и исчезал, оставляя за собой бурун, я спросила капитана, что это такое. Он ответил: «Княгиня, это акулы. Иногда они наносят чувствительные удары по кораблям». Рыбина подплыла совсем близко к нам, и над ней кружилась стая чаек. Птиц было столько, что они походили на большое серое облако.
Спустя несколько часов капитан сказал моей дочери: «Сожалею, что сообщу плохую новость. Произошел оползень, который задержит нас на двадцать четыре часа, и нам придется обогнуть мыс Матапан, где море всегда бурное». Он посоветовал мне немедленно прилечь.
Я приняла все меры предосторожности и удобно устроилась в своей каюте, приготовившись к качке, с которой суждено столкнуться, – это был ужасный для меня момент. Я значительное время прождала в своей каюте, где жара была нестерпимой, и, жаждая глотнуть хоть немного свежего воздуха, не выдержав, вышла из каюты с вопросом: «Далеко еще до Матапана?» – «Мадам княгиня, мы прошли его два часа назад», – был, к моему изумлению, ответ.
Потом я поделилась с капитаном: «Море, очевидно, знало, что я на борту, и, будучи в хорошем настроении, пощадило меня». Он искренне посмеялся над моим, как он назвал, «странным тщеславием» и ответил: «Впервые за мою жизнь в этом месте оно не показывает своего нрава».
Я не упоминала ранее, что наше судно было одним из крупных лайнеров, до войны курсировавших между Италией и Америкой, и везло сейчас куда больше беженцев, чем любой из других кораблей. Все каюты были переполнены, даже третий класс. На палубах было полно генералов, офицеров и высокопоставленных лиц всякого рода.
Каждый был рад вернуться в свою страну и послужить ей.
На борту было несколько оперных знаменитостей из Санкт-Петербурга и Москвы. Вечерами они пели отрывки из опер. Субботние и воскресные ночи посвящались ораториям и другой божественной музыке. После полудня они часто давали великолепные концерты, которые на время рассеивали наши унылые мысли о будущем и успокаивали нас.
На тот момент военные новости были очень обнадеживающими. Русские войска перешли австрийскую границу в районе Инстербрюка на Галицийском фронте, ежедневно брали пленных вместе с большим количеством амуниции и военных трофеев.
С некоторыми пассажирами я была знакома лично. Граф Витте, которого я только что встречала в Риме, часто беседовал со мной. Его излюбленной темой была война, и наши мнения в основном конфликтовали. Он говорил: «Россия никогда не победит. Она не может победить Германию, которая готовилась к схватке пятьдесят лет. Мы не сможем отстоять себя за неделю. У вас просто больное воображение, если вы допускаете такую возможность хотя бы на миг». Он был очень прогермански настроен. Он всегда обедал вместе с польским католическим архиепископом Каковским, и они неизменно дискутировали на темы теологии. Я нередко присутствовала при этих разговорах и очень интересовалась их спорами. Граф Витте был мудрым государственным деятелем и отличался огромной проницательностью.
Был на борту и русский князь, выделявшийся странными манерами, которые у него появились во время бегства из Австрии. Вечером, к великому удивлению и забаве его коллег-постояльцев, он надевал смокинг с фланелевой рубашкой, на которой были изображены все его ордена и медали.
Еще одним оригиналом была старая графиня семидесяти лет, всегда одевавшаяся в ранневикторианском стиле. Ее любимыми цветами было голубой и розовый. Волосы ее были очень плохо выкрашены, и в жаркую погоду, которая тогда стояла, краска сочилась из ее прически и извилистыми ручейками стекала по щекам зелеными и коричневыми струйками.
Она всегда носила с собой веер. Как-то днем она пришла ко мне, размахивая им из стороны в сторону, и заявила: «У меня был чудный денек – я была занята флиртом с капитаном», и она каждый раз, встречаясь с капитаном, кокетливо поглядывала на того поверх веера.
Бедный капитан безуспешно пытался ускользнуть от нее, но она беспрестанно преследовала его, и он в отчаянии пришел ко мне и сказал: «Она в самом деле ужасна. Это какой-то фарс!»
Кто никогда не бывал в Греции, а особенно на Корфу, не может даже во сне вообразить себе красоту этого острова. Краски исключительные. Эффекты переливов солнца на мраморных перистилях, многообразие и богатство цветов и вьющихся растений, которые покрывают стены руин своей лозой, персиковые и сливовые деревья – все это представляет изумительное зрелище. На отдалении виднелась хорошо известная вилла Ахиллеон, принадлежавшая германскому императору, а одно время бывшая собственностью злополучной австрийской императрицы.
Когда, наконец, мы достигли Дарданелл, корабль внезапно остановили, и мы увидели приближающийся к нам британский торпедный катер, который приказывал оставаться на месте. К нам поднялись несколько офицеров с катера, чтобы допросить капитана, есть ли на корабле какие-либо германские офицеры, как это случилось с предыдущим пароходом. Так как капитан не говорил по-английски, я исполняла обязанности переводчика.
Эта процедура задержала нас, и штурман, который соглашался провести нас через Дарданеллы, отказался управлять кораблем, так как времени было уже после шести часов вечера, а потому мы бросили якорь в открытом море.
Когда стало известно об этом решении, большинство пассажиров стали возмущаться. Некоторые утверждали, что началась война между Турцией и союзниками, а другие помрачнели и ушли в себя. Ожидалось все самое худшее, что возможно. Капитан безуспешно старался успокоить людей. А море по-прежнему было тихим, как озеро. Мне хотелось, чтобы эти ворчуны взяли с него пример.
Когда я проснулась на следующее утро, мы уже проплывали через Дарданеллы, где с обеих сторон хмуро смотрели крепости. По всему побережью стояли орудия, готовые к стрельбе через минуту.
Наконец, мы добрались до Константинополя и находились лишь в двадцати четырех часах от России – то есть почти дома.
Когда мы сходили на берег, кто-то спросил: «Есть ли среди пассажиров княгиня Барятинская?» Ему ответили: «Да, вот она», и я направилась туда, откуда слышался этот голос.
Меня встретил секретарь российского посольства, который вручил мне 2000 рублей (примерно 200 фунтов золотом), уложенные в небольшую пачку, а также телеграмму от моего свекра, который с нетерпением ждал нас. Как ни странно, единственной телеграммой, дошедшей до семьи, была та, которую я отправила из Бари.
В заливе стоял русский пароход «Царица Ольга», который должен был перевезти некоторых пассажиров и членов российского посольства, которые уезжали в огромной спешке, поскольку война была неизбежна. Мы могли задержаться на берегу лишь на пару часов.
