Исаак Кобылянский - Прямой наводкой по врагу
Шкаленкову понравилось название напитка, но он сразу перевел нашу беседу на деловой лад.
План старшины касательно трофея состоял из трех пунктов. Во-первых, следовало вернуть минометчикам половину содержимого нашей бочки, получив от них равное количество спирта. Строго ограничить число потребителей рома: командир батареи, четыре взводных, старшина и помстаршины. Установить суточную норму потребления — две фляжки на всех. Допускается по усмотрению старшины расходовать небольшие дозы рома, равно как и определенные порции спирта, для угощения «нужных» людей и для обмена на трофейное продовольствие или другое особо необходимое добро. Преклоняясь перед мудростью Шкаленкова, я безоговорочно одобрил его план (успел прикинуть, что 75 литров рома должно хватить по меньшей мере на два месяца, тем более что тремя днями раньше командир второго огневого взвода, мой друг Ваня Камчатный уехал в отпуск почти на месяц).
В конце января наш полк воевал на подступах к Кенигсбергу, а весь февраль шли трудные, временами драматические бои на территории Земландского полуострова. Кухня наша только изредка добиралась до огневых позиций и моего НП (наблюдательного пункта) в светлое время. Но днем или же глубокой ночью повар всегда вручал мне фляжку рома. Помимо командиров взвода управления и огневого взвода нашей батареи в распитии замечательного напитка обычно участвовал сосед по НП — командир батальона, которому была придана в это время батарея. Наши ночные посиделки стали почти регулярными.
Но однажды, незадолго до конца февраля, вместе с поваром на НП появился чем-то сильно озабоченный помстаршины Немухин. На мой вопрос, что привело его на передовую, он рассказал о том, что накануне вечером старшина Шкаленков уехал на родину с выпиской приказа о демобилизации по возрасту и состоянию здоровья. Ему хватило двух недель для внеочередного оформления множества исходных документов и справок, без которых Москва не включила бы его в групповой приказ о внеочередной демобилизации. Алексей продолжил:
«Всю срочную операцию по оформлению бумаг выполнили начальник строевой части полка и командир полковой санроты. Каждый получил авансом по канистре рома и канистре спирта, которыми надо было делиться с дивизионными начальниками, чтобы бумаги продвигались быстро. Приказом командира полка меня назначили старшиной батареи. Рома у нас осталось меньше половины канистры, спирта побольше. Какое будет ваше указание?»
С того дня прошло без малого 60 лет, но я точно помню, что первой моей реакцией на услышанное было возмущение тем, что судьбу моего подчиненного решили с нарушением устава — не спросив согласия его непосредственного начальника. До чего же наивным был тогда этот двадцатидвухлетний гвардии лейтенант!
Мое указание Немухину состояло в следующем. Ром и спирт хранить как зеницу ока. Ром расходовать только для офицеров на передовой по сокращенной норме — одна фляжка на двое суток. На следующие двое суток вместо рома привозить на НП фляжку спирта. Командиру взвода боепитания, Немухину и его еще не названному заместителю — фляжка спирта на каждые двое суток. Я был уверен, что добросовестный и исполнительный Немухин будет строго соблюдать мои указания. Так оно и случилось. Правда, через неделю нас отвели на отдых и пополнение перед штурмом Кенигсберга. Поскольку теперь все мы были в тылу, я решил уравнять нормы расхода спирта для всех «избранных», а мизерные остатки рома сохранить на более трудные дни.
Штурм Кенигсберга начался 6 апреля .1945 года, и доставка рома на передовую возобновилась по полной норме. А последнюю фляжку рома мы опустошили перед рассветом 10 апреля вместе с Николаем Сонным, командиром штурмового отряда, в который входила моя батарея. Победу в ночном бою мы «обмыли» достойно.
* * *
Были у нас в Восточной Пруссии и другие полезные трофеи, среди них полсотни плиток шоколада и сотня кубинских сигар. Увы, ничего интересного о том, как их добыли и как попользовались, вспомнить не могу.
Глава 20. На досуге
В периоды, когда дивизию на несколько недель отводили от передовой для пополнения и подготовки к очередным операциям, у нас всегда оставалось довольно много времени, свободного от учений. Каждый заполнял его на свой манер: кто-то писал письмо родным, другой в который раз перечитывал полученные письма, третий отсыпался, четвертый, дымя самокруткой, беседовал с приятелем. Но многих из нас время от времени тянуло к коллективному общению, к развлечениям, к какому-нибудь культурному досугу. Чаще всего вид развлечения определялся случайными обстоятельствами, никто его не организовывал. Он был, так сказать, самодеятельным.
«Самодеятельный» культурный досуг
Самой распространенной формой самодеятельного досуга были у нас солдатские байки, или, попросту, треп. Лишь два-три батарейца обладали талантом краснобайства, и к ним часто обращались с просьбой развлечь народ, рассказать что-нибудь интересное.
Большим специалистом увлекать молодых слушателей рассказами о победах на «женском фронте» был тридцатилетний кадровый сверхсрочник, помкомвзвода управления Яков Варущенко. До войны он служил где-то на Дальнем Востоке в должности заведующего местным гарнизонным клубом и по совместительству был руководителем школы «западных» танцев. Обладая неплохими внешними данными и большим опытом покорения женских сердец, Яков, по его словам, запросто увлекал тоскующих от безделья и однообразия гарнизонной жизни офицерских жен. Все его рассказы завершались одинаково: «...а потом мы выпили, закусили, и я ее у...»
Василий Алексеевич Пантелеев
Добродушный тридцатилетний командир орудия Вася Пантелеев тоже делился с нами своими холостяцкими похождениями, но самое большое удовольствие мы получали, когда он читал вслух лирические стихи полузапрещенного в те годы Сергея Есенина. Василий знал на память десятки стихотворений поэта и читал их с душой, слегка нараспев. Впечатление от есенинской лирики было сильнейшее, и в эти минуты вокруг Василия царила полная тишина.
Ранней весной 1945 года, когда нас отвели для подготовки к штурму Кенигсберга, несколько раз в центре внимания группы офицеров-артиллеристов был автор этих строк. Своим неожиданным успехом я был обязан случайной находке, которую недавно сделал в Литве, — небольшого формата книжонке под названием «1200 анекдотов», изданной в конце 20-х годов в Латвии на русском языке. Память у меня была хорошая, и я вечерами увеселял приятелей десятками анекдотов.
