Пирмин Майер - Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме
При таком способе лечения пациент, избавляясь от одной болезни, тут же впадает в другую. Поэтому врачу следует сразу же после выздоровления больного прилагать все усилия для того, чтобы прогнать «меланхолию». В этих целях нужно немного облегчить «тяжелую жизнь» пациента и постепенно улучшать качество и увеличивать количество пищи (II, 441). Вот такая хитрая психиатрия! Здесь примечательно четкое осознание Гогенгеймом того, что изоляция или помещение больного в сумасшедший дом могут усугубить заболевание.
Хорея коакта, или хорея натуралис, возникают по причинам, которые непосредственно связаны с физической конституцией человека. Немалую роль играют здесь «смеющиеся артерии», которые можно рассматривать по аналогии с «щекотными окончаниями». В них совершаются алхимические процессы, которые в ряде случаев вызывают приступы патологической радости. При нажатии или расслаблении этих артерий «на человека нападает смех, который невозможно остановить». Дух, действующий в артериях, побуждает человека скакать и бегать, а кроме того, обнаруживает себя в форме безудержного смеха. По характеру своего действия упомянутого выше духа можно сравнить с винным уксусом (II, 408). Для лечения этого вида пляски святого Витта Гогенгейм рекомендует мощные наркотические препараты. Он упоминает о квинтэссенции из опия и мандрагоры, эссенции перца, перламутровой воде и масле, плевеле, а также о частицах золота и драгоценных камней (II, 442). Примечательно, что в санкт-галленской книге «О невидимых болезнях» рецепты играют второстепенную роль, поэтому читателей, желавших найти в сочинении практические рекомендации, неизменно ожидало разочарование. Однако мы не должны забывать, что ни один из предшественников знаменитого священника-травника Кюнцле, включая Теофраста Парацельса, не оставил нам даже парочки рецептов.
С точки зрения Гогенгейма, пляска святого Витта является наглядным примером болезни, имеющей непосредственное отношение к вере больного. Холерические воины и меланхолические еретики (Гольдаммер) [224] отождествляли себя с богами и впадали в безумие. Сообщения Кесслера иллюстрируют, что женщины также были подвержены помешательствам на почве ошибочных представлений о собственном величии. У Гогенгейма ярко подчеркивается групповой характер истерии и сопутствующий ей эффект заражения. Гогенгейм в ряде случаев называет таких больных невидимыми папами, которые, по аналогии с реальными и осязаемыми папами, желали властвовать, а не подчиняться (IX, 347).
Размышляя о пляске святого Витта, Гогенгейм не сводит проблему исключительно к безумию на почве веры. В «Толковании десяти заповедей» (PS, 310) и в предисловии к книге «О невидимых болезнях» он называет одним из видов этого заболевания психологию военной агрессивности. Здесь мы находим тезис, значение которого было до конца осознано только в XX столетии, в эпоху всеобщей мобилизации масс. «В жизни ты легко найдешь человека, который по праву может сказать, что весь мир лежит у его ног и прислушивается к каждому его слову. Знай, что речь обладает свойствами магнита и своей силой притягивает к себе людей. Ты можешь также найти человека, который охвачен желанием воевать и силой своей личности ведет за собой людей. Его справедливо можно назвать магнитом для воинов. Все эти магниты видимы, осязаемы и имеют человеческий облик!» (IX, 356). Этот пассаж Гогенгейма звучит более чем актуально. Ханс Магнус Энценсбергер придерживается того же мнения в своих рассуждениях о влиянии особого психологического типа, или, в его формулировке, «врага человеческого рода», на фрустрированные массы. При этом не важно, идет ли речь о немцах или об арабах, о Гитлере или о Саддаме Хусейне. [225] В этой связи настоящим историческим курьезом стала публикация статьи о Гогенгейме в «Фелькишер беобахтер» от 24 сентября 1941 года. На той же странице, где говорится о «величайшей войне всех времен и народов», видный имперский врач доктор Леонардо Конти в восторженных тонах написал о значении Парацельса для немецкой научной медицины. [226]
Исторические истоки пляски святого Витта прослеживаются в рассказе, имеющем античное происхождение. Некая женщина по имени Трофея обладала тяжелым нравом и ворчливым характером. Она постоянно ссорилась со своим мужем и отказывалась выполнять его просьбы, симулируя плохое самочувствие. Однажды она придумала себе болезнь, которая казалась ей наиболее подходящей. Трофея сказала мужу, что испытывает настоящую страсть к танцам и не может без них жить. Описывая свое состояние, она получала особое удовольствие оттого, что знала, как ее муж ненавидит танцы. И сказав это, «она стала дергаться, подпрыгивать, кричать, дурачиться и совершать другие действия, вызывавшие гнев у мужа. После окончания танца она упала на пол и спустя какое-то время уснула» (IX, 278).
В этом рассказе важен процесс материализации воображаемой болезни. Сам Гогенгейм описывает эту историю в качестве наглядного примера губительного воздействия болезненной веры. По его мнению, такой путь развития свойственен не только пляске святого Витта, но и многим другим болезням, которые часто оборачиваются массовым безумием и приобретают подчас уродливые формы. В этой связи вспоминается массовая паника, вызванная известием о начале эпидемии чумы (IX, 279). В этих и других подобных случаях разумная деятельность людей словно бы застывала. Охваченные паникой, несчастные накладывали на себя воображаемые путы, в которых они трепыхались, не в силах сойти с места (IX, 280). Патологическое воздействие коллективного психоза анабаптистов, выражавшегося, помимо прочего, в безумном поведении, проявлялось в отсутствии у них естественного страха смерти. Гогенгейм сравнивал эту черту анабаптистов с состоянием человека, достигшего подлинной святости, который трепещет перед смертью и с тяжелым сердцем расстается с жизнью. Настоящий святой не станет прыгать в огонь и танцевать среди бушующего пламени (IX, 282). Гогенгейм приводит еще один богословский аргумент, подтверждающий безумие анабаптистских мучеников. Он говорит о том, что они стремятся совершать чудеса, которые находятся в компетенции Бога (IX, 281). Гогенгейм обличает их бессилие, прибегая к образу горы, которая, будучи ввергнута в море, не может вернуться на свое место (IX, 282).
Одна из глубинных причин массового психоза, сопровождающегося пляской святого Витта и другими заболеваниями, находится «в завистливом сердце, которое неспособно к подлинной любви» (IX, 280). Озлобленность, элементарная зависть, разочарование в жизни составляют, таким образом, базовую структуру для развития массового безумия, поскольку, по мнению Гогенгейма, «мечты завистливого человека становятся явью» (I, 233). Эту формулировку мы находим в «Volumen Paramirum», его основополагающей работе о причинах болезней. Мы не знаем, основан ли вывод Гогенгейма о болезнетворном действии зависти на его наблюдениях за анабаптистами, или он связан с каким-то другим опытом врача. Гораздо более важно то, что психологическая модель Парацельса позже была взята на вооружение Фридрихом Ницше, Максом Шелером и Гельмутом Шоком и в результате стала центром современной социологической мысли. [227] Современными психиатрами доказано, что зависть высвобождает огромный потенциал агрессии, и в психологическом отношении положение Гогенгейма о зависти как неотъемлемой составляющей пляски святого Витта трудно опровергнуть.
