Ирина Якубовская - Генерал Дима. Карьера. Тюрьма. Любовь
Недавно у меня остановились часы, очень хорошие, известной марки Cartier, которые Дима подарил мне на тридцатилетие. Надо было просто сменить батарейки, но все руки не доходили. Я день ходила без часов, второй, третий… Наконец, Диме это надоело. Он снял со своей руки безумно дорогие часы, благо они подходили по размеру и мужчинам и женщинам, и подарил мне, а сам теперь носит «зековские», с которыми не расставался в тюрьме.
Как я снималась для журнала «Плейбой»
Еще в 1995 году, когда я страдала своей неизлечимой болезнью, Дима, отправляя меня в Израиль, успокаивая, говорил: «Ира, я обещаю тебе, что ты вылечишься и будешь ещё в „Плейбое“ сниматься» Я ему, конечно, не верила. Он так уверенно обещал мне это, что я согласно кивала: «Хорошо, хорошо».
В Израиле я вылечилась, но к разговору о съемках для популярного журнала мы больше не возвращались. Мне казалось, что Дима просто забыл об этом, а я не напоминала. К тому же после нашего возвращения из Нижнего Тагила была куча других, более важных вопросов, которые необходимо было решать.
В глубине души мне было жаль, что мечта сняться для журнала так и осталась мечтой, но, с другой стороны, меня терзали смутные сомнения. Все-таки я адвокат, и, насколько мне известно, никто из моих коллег ещё не позировал для «Плейбоя». Тем более что я была научена горьким опытом публикации в газете «СПИД-инфо». Тогда все мои друзья и родственники разделились на два лагеря. Одним понравилось, другим — нет, и последних было намного больше. Причем отторгалось все: от фотографии, на которой я была запечатлена почти в обнаженном виде, до довольно-таки откровенного текста.
Как-то раз, поздним вечером, когда мы уже собирались ложиться спать, Дима бросил мимоходом:
— Да, я совсем забыл тебе сказать: завтра мы едем в редакцию журнала «Плейбой».
У меня был тихий шок, я спросила:
— Зачем?
— Помнишь, я тебе давно обещал, что ты будешь сниматься? Я уже обо всем договорился.
До самого последнего момента я не верила, что это не розыгрыш, не первоапрельская шутка. Но когда с дрожью в коленках я вошла в редакцию и увидела Артема Троицкого, у меня началась легкая истерика. Я то смеялась, то глупо улыбалась, все ещё не веря, что давняя мечта становилась реальностью. Когда Артем на полном серьезе стал обсуждать рабочие моменты съемок, я сидела открыв рот, предоставив Диме решать все вопросы.
— Давайте подумаем, — предложил Артем, — где мы будем снимать этот сюжет. Ира — адвокат, но ни у нас, ни даже в США женщин этой профессии в таком ракурсе ещё не показывали. В спортзале — обычно, на природе — надоело. Что бы такое придумать?
— А давайте в тюрьме! — вдруг осенило Диму.
И теперь уже легкий шок испытала команда «Плейбоя». Никто не представлял, как это можно сделать.
— Очень просто, — сказал Дима. — Договоримся с администрацией тюрьмы и проведем съемки. Сюжет может быть такой: побег.
В «Плейбое» все загорелись этой идеей, но до последнего момента не верили, что это осуществимо. А Дима договорился с администрацией одной из тюрем обо всем. И съемочная бригада отправилась туда на экскурсию — выбирать «павильон». Остановились на двух камерах, одна из них была темная, но с хорошими окнами, а другая — светлая, с типично тюремными стенами.
Мы договорились со стилистом, что у меня будет имидж девушки-хулиганки, которая готовится совершить побег. Мне сделали соответствующий макияж: растрепанную прическу, яркий грим, колоссально длинные искусственные ресницы, к которым я полчаса не могла привыкнуть. Я посмотрела на свое отражение в зеркале и не узнала себя. Но Диме мой новый облик понравился.
Из дому я вышла в черных очках, но встречные бабульки испуганно шарахались при виде такой агрессивной особы.
К нашему приезду в тюрьму камеру освободили, почистили, вымыли, но все равно она создавала гнетущее настроение. Было очень холодно. Даже не верилось, что на улице яркий солнечный день. Съемочная бригада не снимала куртки и периодически грелась горячим чаем и кофе. Я не могла себе позволить такой роскоши, потому что боялась, что мне захочется в туалет, а туда надо было идти только в сопровождении сотрудника тюрьмы. Не говоря уже о том, что туалет находился где-то в конце коридора, по которому то и дело водили заключенных. Когда холод становился нестерпимым, я накидывала мужской пиджак.
Съемки продолжались с 10 утра до трех часов дня. Сделали порядка 200 снимков. Мне пришлось голой лежать на железных нарах. Гусиной кожи, правда, не было, но постоянно краснел нос, который приходилось запудривать чуть ли не после каждого кадра. Потом уже, дома, эта пудра откалывалась кусками.
Было несколько сюжетов. История начиналась с того, что я сижу в камере голая и обдумываю план побега. При этом надо было принимать разные задумчивые позы. Постепенно я одевалась, прислушивалась к звукам, доносившимся из-за дверей, и, наконец, выбиралась из камеры в коридор, попутно открывая тяжелые замки.
Я поняла, что профессия модели очень тяжелая, хотя со стороны выглядит сплошным праздником. Косметика, наряды, цветы, поклонники. На самом деле это нелегкий хлеб.
Съемочная группа относилась ко мне очень по-доброму. И подсказывали, и настраивали на определенный лад: у меня все время должен был быть очень решительный и немного озлобленный вид. Я старалась точно выполнять все рекомендации. Поэтому со мной было работать легко, я не привередничала, как профессиональные топ-модели.
Всего надо было отснять десять-двенадцать сюжетов. Каждый сюжет в новом наряде. Там были кожаные брюки, куртки, рубашки и очень элегантные вечерние туалеты известных модельеров исключительно черного цвета.
Когда накануне съемок ко мне приехал стилист с кучей костюмов, Дима принимал самое активное участие в домашнем «дефиле» и сразу решил купить мне три вечерних туалета. Особенно ему понравилось черно-белое вязаное платье до пола, с глухим воротничком стоечкой, облегающее фигуру, как перчатка.
Мне было очень интересно сниматься. Мой предыдущий и единственный опыт был совсем другим. Те съемки проходили в студии под жарким светом юпитеров. Я сидела на одном месте, обмотанная колючей проволокой, и боялась пошевелиться, потому что каждое движение причиняло боль. Царапины на теле держались ещё долго.
Финальный сюжет: я, по-прежнему полуголая, стою в телефонной будке и кому-то звоню. Мне надо было изобразить какой-то разговор. Постепенно вокруг этой будки собралась небольшая толпа. Людям было занятно наблюдать за процессом съемки.
А я делала счастливое лицо и громко-громко орала в телефонную трубку: «Я люблю своего мужа!!!» И это была чистая правда.
