Геннадий Васильев - В Афганистане, в «Черном тюльпане»
— Ненормальные, что ли… Чтоб вас засыпало. Глиноземом… Метра на три… Раскаркались, как эти-и…
Правда, заметив Шульгина, многие виновато щурились, пожимали плечами и вставали на колени, покачиваясь из стороны в сторону. Попадались и вовсе бесчувственные тела. Матиевский и Богунов плескали таким в лицо водой, шлепали ладошками по щекам, стреляли из автомата над ухом, трясли за грудки — ничего не менялось в выражении спящих лиц. Губки топорщились по-детски доверчиво и невинно. И только между бровей появлялась едва заметная недовольная складка.
Возле таких бесчувственных тел задерживались надолго. Шульгин выбирал позицию и держал на прицеле пройденную тропу. Матиевский доставал лепешки из вещмешка, цеплял ложкой кусочки пахучей тушенки.
— Жрите, доходяги… Двигайте челюстями… Жуйте… Извините, братцы, что кормим без слюнявчика…
Богунов пробил патроном банку сгущенного молока. Липкая струйка лилась через край. Безнадежным разжимали челюсти, вталкивали в рот по кусочку галет, поливали сверху сгущенкой. Солдаты, не раскрывая глаз, судорожно клацали зубами, вздрагивали. Челюсти начинали двигаться быстро. Острые кадыки дрожали, ходили под тонкой кожей ходуном.
— Порядок, — Богунов жадно сглатывал слюну, — теперь голубчики бегом к посадочной площадке побегут. Надо же, что делает с человеком маленький кусочек хавки…
Отставшие, действительно, поднимались на колени. Подтягивали под себя ноги. Вставали, покачиваясь. Понимали, что большей помощи уже не дождутся. Медленно вытягивалась по тропе последняя шаткая вереница беспамятных людей.
До вертолетной площадки оставалось около сотни метров. Уже был слышен шум винтов. Выкрики командиров. Глухой рокот голосов. Последний солдат лежал возле тропы. Огромный пыльный тюк, подвешенный на ремнях к плечам, опрокинул бедолагу на землю. Падая, он едва успел прикрыть лицо руками.
Матиевский ткнул носком сапога набитый вещмешок.
— Тю-ю, знакомая личность! Опять наш хозвзводовец завалился с господским спальником. Эй, барахольщик, подъем.
Снайпер принялся срывать с солдата лямки вещевого мешка.
— Бросай свое барахло…
Парень испуганно приподнял грязное потное лицо. Оттолкнул Матиевского.
— Оставь… Ты чего… Не твое, не лапай… Убери руки…
Матиевский сузил глаза, ткнул кулаком в тюк так сильно, что парень съехал на бок.
— Скидывай манатки, по-хорошему. Холуй несчастный… Думаешь, медаль тебе дадут за сохранность этих шмоток…
Он обернулся к Шульгину.
— Товарищ лейтенант. Этого хозвзводника тащить не буду.
Сзади отозвался Богунов:
— Загнанных лошадей вообще-то пристреливают.
Шульгин подошел к отставшему.
Пнул ногой брезентовый мешок.
— Снимай… Мои орлы не потянут тебя с этим барахлом.
— Ага, — замычал парень, — а отвечать кто будет?
Шульгин усмехнулся:
— Не волнуйся… С получки не высчитают. И вообще, это порядочное свинство — ездить на чужом горбу. На твоем горбу, дурак…
Солдат испуганно захлопал ресницами, провел рукой по лицу, вытирая пот:
— Но у меня приказ… Мне же приказали…
— А бросили тебя здесь тоже по приказу? — Андрей скрипнул зубами. — Хватит болтать! Мы не собираемся торчать здесь с тобой до вечера. Живо снимай спальник. Поднимешься наверх, доложишь командиру взвода, отправят жлобов покрепче из вашего хозвзвода за этим спальником.
Матиевский и Богунов приподняли парня за плечи, высвободили лямки, стащили с него спальный мешок.
— И вообще, — Шульгин хлопнул солдата по плечу, — вали все на группу прикрытия.
Богунов помог солдату подняться, буркнул ему в ухо:
— У нашего лейтенанта тоже хороший спальник в полку остался. Но он не навьючил его на такого ишака, как ты. Совесть у человека есть.
— Потому он и лейтенант, — недовольно проворчал солдат, — а что я подполковнику Замятину скажу? Выгонят меня из хозвзвода.
Матиевский сзади зло свернул глазами:
— Ага-а! Оттащат тебя от сытной кормушки, и ты уже не жилец. Привык хозяйские спальники таскать и на ночь простынки стелить. Лакейская душонка…
Солдат испуганно косился по сторонам. Сердито сопел, поддерживая руками ослабевший живот.
— А ты бы отказался?.. Приказали бы и пош-шел…
— На-а выкуси! — Матиевский ткнул ему под нос кукиш. — Я бы на ночь простыни никому не встряхивал. Силой не заставишь. Перевелся бы в любую рейдовую роту. Хоть в штрафбат… Понял!
53
— Лейтенанта Орлова срочно к командиру полка, — посыльный едва перевел дух, — приказано также, у-уф… немедленно вызвать в штаб лейтенанта Шульгина по его прибытии.
— Прибывают только поезда, юноша, — нравоучительно кивнул посыльному Булочка. — Привыкли в армии язык ломать. А вот вам и Шульгин собственной персоной. Легок на помине…
Шульгин рухнул на колени на край плащ-палатки, сбросил с плеч вещевой мешок, скинул радиостанцию. Отстегнул с треском липучки бронежилета.
— Что опять случилось? Что за пожар?..
— Вызывают нас, замполит, — сердито ответил Орлов. — Не думаю, что за наградами… Готовь шею. Будут мылить за самоуправство…
Старшина протянул Шульгину ломоть хлеба, открытую банку с тушенкой.
— Подкрепись, Андрюша…
Шульгин помотал головой.
— Нет, старшина. Сначала головомойка, а потом полянка со скатертью…
Орлов тряхнул сапогом, сбил комья грязи:
— Пойдем, замполит. Там тебя досыта накормят. Выговорами…
Командир полка издалека махнул им рукой. Но только на лице у него не было видно следов раздражения. Скорее он выглядел растерянным.
— Ну, что, сынки, — крякнул он, — ругать вас или хвалить? Даже не знаю, что с вами делать?
Подполковник Сидорчук развел руками.
— Мне тут подсказывают с вами не церемониться. Советуют спустить с вас семь шкур! А-а? — Сидорчук оглянулся через плечо на хмурые лица офицеров политотдела. — Просят вставить вам хорошего фитиля, так сказать… Стружку снять за самоуправство… Что скажешь, Орлов?
Орлов расправил плечи, тряхнул чубом.
— Разрешите доложить. Мы действовали согласно сложившейся обстановки. Обстановка…
— Обстановку мы знаем не хуже вашего, — резко сказал командир полка. — Мы тут тоже сидели не у тещи на блинах. Все были в равных условиях. Тут прямо пословица получается какая-то: все идут в ногу, один Орлов с Шульгиным не в ногу, или как там?..
Сидорчук вскинул подбородок и резко повысил голос:
— До каких пор я спрашиваю… До каких пор…
Сидорчук неожиданно закричал:
— Когда перестанете мне строй ломать?.. Вот какие у меня командиры! Я им про белое, они мне про черное, или как…
