Лиля Брик - Пристрастные рассказы
«Лиля люби меня». Я люблю.
29.6.1930. Всё утро писала о Володе — может быть и сумею.
30.6.1930. Приснилось, что пришел разнощик с лотком фруктов и овощей, а Сноб смотрит и говорит: удивительно, до чего у нас ничего не умеют делать — почему например все фрукты разных размеров?
Болит поясница. С горя прочла «Место под солнцем» Инбер — пустое место.
1.7.1930. Весь день лежу. Писала о Володе — не так как нужно, но лучше писать как-нибудь, чем совсем не писать.
Осик шлет телеграммы — устроились удобно, кормят хорошо.
Я абсолютно согласна с политикой Сталина — во-первых, интуитивно, во-вторых, соображаю кое что, пожалуй, даже все соображаю, хотя и не очень подробно.
2.7.1930. Оказалось — грипп.
Читаю «Вазир Мухтара».[119] Несимпатичная книжка. Ужасная безвкусица.
Приехал Катанян из Тифлиса. Рассказывает, что приехали туда актеры художественного театра и создали мыльную панику — стали покупать по сто кусков. Сейчас весь Тифлис стоит в очереди за мылом.
4.7.1930. Осик пишет, что «еды хватает, но вкуснее всего взятое с собой из дому!!»?! Боюсь, не голодно ли.
На ногах стоять еще трудно.
5.7.1930. Получила две бумажки для Ал. Алексеевны — одну на кремлевское леченье, вторую на дома отдыха Цекубу.
Безыменский говорил на съезде очень плохими стихами. Начал — «товарищ съезд». Обидно за Володю.
6.7.1930. Отвезла Маяковским бумажки и фотографии. Читаю «Рождение героя». Ничто хуже этого читать не приходилось! Приехала ночевать Надя.
7.7.1930. От Осика смешное письмецо — хорошо, если б он отдохнул как следует.
Просили приехать и прочесть проект постановления совнаркома. Начало пока в двух вариантах: 1-й — принимая во внимание заслуги перед революцией пролетарского поэта В. Маяковского, 2-й — принимая во внимание заслуги перед трудящимися массами великого поэта пролетарской революции В. В. Маяковского. Мы с Катаняном предложили великого пролетарского поэта.
8.7.1930. Заметка в «Вечерке» «Маяковский с точки зрения Смердякова». О книжке Крученыха «Живой Маяковский».
9.7.1930. 19-го в газетах будет опубликовано постановление Совнаркома.
10.7.1930. Убрала Володину комнату.
11.7.1930. Приехал Осик, очень доволен поездкой, загорел, помолодел. Не могу даже сказать, что люблю его — не представляю себе без него и одного дня.
15.7.1930. Смотрела очень хорошо снятые куски Кулешевской «Электрофикации». Нервы в диком состоянии. Письмо от Асеева из Теберды — und, siehe, es war Geschwätz.[120]
Рита вспомнила две Володины записочки «не бойся, Киса, шорты (рубашки) будут» и «я придумал стих: „По небу полуночи ангел летит — не упади, мать твою ети“».
И, с чьих-то чужих слов: «хочешь еть, плати треть». Из резинотрестовской поэмы: «Выдь, Анисья, на крыльцо, дам те маточно кольцо». «Прибежали в избу дети, захотели дети ети. Дили дом, дили дом, дядя Клим привез гондон».
Вспоминали ростинские времена и немецкую мистерию.
17.7.1930. Вчера вышла с Ритой погулять и с угла вернулась — ни к чему. И так всё.
19.7.1930. Ося привез от Давида увеличилку.
Фотографии почти не напоминают Володю. Вспоминаю не черты, даже не облик, а запах, тепло, мягкие щеки, белые ноги и розовые пятки в ночных туфлях, большие руки, блеск ногтей.
Послала Эле телеграмму, чтобы приезжали.
Завтра Володе 36 лет.
20.7.1930. Отдала в окантовку Володины фотографии. Убрала комнату на Лубянке. Сидела там долго, пила чай с Володиными оставшимися конфетами.
Купила груду левкоев и гвоздик — отвезла в крематорий.
До ночи увеличивала фотографии.
21.7.1930. Опять получила в Модпике деньги за «Стеклянный глаз»!
22.7.1930. Оська увеличивает фотографии — совсем гимназистик.
Петя интересуется, как он будет отвечать федерации за то, что он сказал: «всяких сволочей, вроде Родова печатаете, а Катаняна отказываетесь!»
23.7.1930. Прочла вслух «Облако», «Человека» и кусок «Про это».
Смотрели мультипликацию с Володей и всеми писателями на 3-ей фабрике.
Ося увеличивает и в восторге, что хорошо получается.
Утвердили для балета тему «Турксиб».
Невыносимо тоскливо.
24.7.1930. Ося сочинил уже либретто «Турксиб».
Кулешов подарил мне гипсового серебрёного льва, на нем лежит голая женщина, под ним подпись: верь закрученной молве — зверь приручен, ты на льве.
25.7.1930. Осик увеличивает.
27.7.1930. Полночи проплакала.
Встала разбитая. Протащилась сквозь день.
Сегодня напечатано постановление — совсем казенное.
28.7.1930. Завтра пойду в Гиз на счет ак.[адемического] издания.
1.8.1930. Фотографии похожи только если при них живой человек. А так — ни размера, ни объема, ни цвета, ни движения, ни тепла. Слишком условно. Я лучше помню Володю, когда не смотрю на фотографии…
2.8.1930. Соскучилась по Володику — давно очень не видела. Думаю об ак. издании.
4.8.1930. Извещение от ВЦИКа об авторском праве.
Книгу Катанянчика провалили. Черт знает! Печатают в Комсомолке в Мол. Гв. а книжкой не удостаивают!
5.8.1930. Обедали Кирсановы, Петя, Сноб, Катанян. Сема прочел поэму. Про Володю очень хорошо и вообще местами хорошо. Но самые лучшие строчки, просто несравнимые даже, — Володины.
Сразу достала такси, встретила Незиамова, кот. был мне нужен.
Звонили — предлагают ставить «Кармен» — звуковой.
Сема хороший поэт, но уж очень, пока, под Володю!
Волосит, люблю тебя. Когда же ты приедешь? До чего же хочется поговорить про Бульку, про больного котенка на дворе, про Гиз, про Кармен. Люблю тебя, Щенит мой, щекастый большелапый.
6.8.1930. Вымерила с Катаняном нашу будущую квартирку. Вечером дома по масштабу расставляла в ней мебель.
В Володиной комнате завелась моль. Каждый день хожу ее морить. Мне нравится там чай пить, лежать, читать. Как-будто Володик прибрал очень чисто и ушел или уехал в Крым.
10.8.1930. Заседал Реф.
Вчера в Вечерке обругали Кирсанова и не так уж неправильно обругали.
И все-таки ни к чему это — хороший поэт. Володи нет, так за Семку принимаются — такое у меня было чувство, очень не приятное.
Оська весь день ходит, выдумывает сценарий о том как нем. рабочие сами попросили сбавить себе зарплату. Хорошая у него голова! Люблю его и Володика.
11.8.1930. Соскучилась. И улицы и комнаты и мысли и дачи — всё Володино.
