Лиля Брик - Пристрастные рассказы
Приснился сон — я сержусь на Володю за то, что он застрелился, а он так ласково вкладывает мне в руку крошечный пистолет и говорит: «все равно ты то же самое сделаешь». А во втором сне он сидел рядом с Норой и приставал к ней, а я что-то сказала по этому поводу. Он вскочил и приставил револьвер к виску. В ужасе я притворилась, что падаю в обморок. Он испугался, бросился ко мне и забыл стреляться.
Володик доказал мне какой чудовищный эгоизм — застрелиться. Для себя-то это конечно проще всего. Но ведь я бы всё на свете сделала для Оси, и Володя должен был не стреляться — для меня и Оси. Ося написал хороший сценарий о том, как рабочие предложили лучше снизить им плату, чем закрыть завод. Пишет с Колей оперетку о шикарном пролетарии для Станиславского и сценарий для парка культуры и отдыха для Радлова.
Ездила в Зеленый город. Макетики смешные, но бестолковые.
5.6.1930. Ося хорошо придумал — выступления рефовцев в литгазете по отношению к Раппу — от печатных органов и индивидуально — жаловаться на отсутствие литературы, пока они теоретизируют.
Звонил Безыменский по поводу Володиных эпиграмм. Ося успокоил его, что не будут печатать.
Ося поссорился с Бромбергом из-за Володиной выставки. Бромберг торопит, чтобы она к 16-му была закончена, а то откроется чеховская выставка, куда надо будет ходить через Володину и будет (для Чехова) некрасиво.
7.6.1930. Плачу из-за Володи и из-за себя — это то же самое.
Вечером Ося, Катанян, Петя, Перцов разговаривали как выступить по поводу Раппа.
Коля написал такие плохие стихи «Последний разговор», что я когда прочла, расплакалась — обидно стало. И заглавие какое-то романское. Он пришел поздно с Вагранки — там кружок.
8.6.1930. Утром плакала. Вчера на ночь тоже.
Говорила по телефону с Арватовым. Не хочет больше лечиться. Говорит — «я коммунист, я должен работать, а не лечиться. Ужасно идти навстречу гробу, чтобы он принял меня здоровенького — гробу все равно, примет и больного. Слишком быстрый темп, работа в лоб — боюсь мне ничего не останется». Просит сладенького, трудно достать. Сегодня не нашла нигде ничего. Просит приехать — хочет обнять, поцеловать, поговорить о Володе.
Жалко себя. Никто так любить не будет, как любил Володик.
9.6.1930. Очень одиноко. Застрелилась бы сегодня, если б не Ося.
Всю ночь снился Володя: я плакала, уговаривала не стреляться, а он говорил, что главное на свете это деньги, что без денег не стоит жить. Все это происходило на заседании в каком-то дворце со сборной мебелью. В кресле сидели какие-то «дамы». Володя превратился в Тамару Беглярову, я продолжала ее уговаривать!
10.6.1930. Ни сластей для Арватика, ни окантовок для Володиных фотографий. Не могла войти в Володину комнату — забыла взять ключи.
Литпостовцы украли у кого-то Володины эпиграммы и напечатали!
11.6.1930. Обедала с Осей в «Савой». Сидишь, как в пирожном.
Ездила к Маяковским.
12.6.1930. Читала письмо текстильщицы о том, что в Володе запутались провода, произошло короткое замыкание и он сгорел.
Обидно, что Володик не увидит новую квартирку!
13.6.1930. Вася Каменский прислал статью «Юность Маяковского», читала и удивлялась — до чего глупо написано. Попробую выжать хоть пол-листа.
14.6.1930. Пришла чтица проверять ударения в Володиных стихах — готовит программу из Маяковского. Не знает что такое nihil[117] и что такое Неру (нрзб.). Гадость!
Была в крематории, не знала что там делать — урна никак не связана для меня с Володей. Оттуда в зоологический сад — когда смотрела звериков, тосковала по Володе. Очень миленькие ведмежатики с белыми фигурными скобками на грудках. Их поили водой из лейки и поливали им заодно пузики.
Коля Асеев рассказывал, как Пастернак подписался «Свистунов» под воззванием к писателям, чтобы писали о Красной Армии. Черт знает что! Достоевщина какая-то. Потом стал вычеркивать, говорить, что Свистунов это его псевдоним. Петя сказал: такой элегантный мыслитель и вдруг Свистунов!?.
Петя работает над Володиными рукописями и записными книжками. Машинистка переписывает Володины письма и мои к нему и переписанное Петей.
Письмо от мамы, что умер ее доктор. Жалко ее ужасно — теперь это уже одиночество.
15.6.1930. Взяла из окантовки Володины фотографии.
Приехал из Лысьвы Аля. Работа изумительно интересная, план превысили на 75 %, но трудно с жратвой и клопы и тараканы.
16.6.1930. Заезжала за Осей к Асеевым. Там Радлов. Обсуждали «действо» в парке культуры. Очевидно Радлов бездарен совершенно.
17.6.1930. Совкино заказывает Осе сценарий о Чернышевском. Заведующий сценарной частью, когда Ося пришел, сказал секретарю: дайте дело Чернышевского.
Упразднили репертком — как же теперь без папы и мамы?!
Звонят люди с ордерами на Володину комнату.
18.6.1930. Абр. Петр.[118] подарил мне фотографию Володи в кепке. Негатив потерян. Принес фотографию — мы у гроба. До чего безнадежно. Асеевы уехали в Теберду. Никому ничего от меня не нужно. Застрелиться? Подожду еще немножко.
17 апреля 1930 года. Похороны В. Маяковского. У гроба — Л. Ю., О. М. Брики, А. А. Маяковская
19.6.1930. Звонили из Совнаркома — придут завтра в 5 ч. — говорить о том, как выполнить Володину волю.
20.6.1930. Приезжали из Совнаркома. Сказала ему про семью, про комнату, про ком-академию, про Госиздат и театры; забыла сказать про урну.
21.6.1930. Ося боится, как бы Маруся не родила Давиду внука.
22.6.1930. В Правде статья о Володе — до Демьяна Бедного далеко, конечно, но все-таки и он не плох.
23.6.1930. Абсолютно устала. Весь день гладила самое себя по шерстке.
24.6.1930. Получила в Моуни (нрзб.) охранную бумажку на Володину комнату. Восстановилась в профсоюзе.
25.6.1930. Собираю Осю на Волгу. Боюсь, не оказалось бы там голодно. Едет со своим чаем-сахаром, со сдобными сухариками, с запасом Герцеговины.
Ося рассказывал в студии Вахтангова проект пьесы из Отцов и детей.
26.6.1930. Весь день собирала Осю. Он уехал с чайником и с Женей за час до отхода поезда.
27.6.1930. С утра взялась писать о Володе. Боюсь, ничего не выйдет. Писать о том, как прожили, как ссорились, мирились? О работе напишет Ося. Со стороны я Володю не наблюдала. Да и не могу я сейчас писать объективно. Может быть, когда-нибудь.
28.6.1930. Письмо от Эли о том как Арагон пошел к Андрею Левинсону на дом бить посуду и драться за похабную статью о Володе.