Александр ХАРЬКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР
Свое выступление Ерошенко начал с рассказа о жизненном пути Заменгофа. Потом остановился на его предсмертном письме к европейским дипломатам – об устройстве мира. Это дало повод сказать и о том, что гораздо больше волновало китайских слушателей, – о западных политиках, которые на своих конференциях делили Китай.
– Кто такие дипломаты, все эти Ллойд Джорджи и Клемансо? – спрашивал Ерошенко. – Разве в их профессию не входят ложь и обман? Разве их цель не состоит в том, чтобы натравливать народы друг на друга? Не нужно быть политиком, чтобы понять: отношение великих держав к народам побежденных стран основано на грабеже. Не нужно быть философом, чтобы увидеть: гнет Англии в Индии, действия японских милитаристов в Корее и на Формозе – преступления против человечности, которые не простят будущие поколения. Не нужно быть пророком, чтобы предсказать: империалистический грабеж, эксплуатация народов бедных стран непременно отзовутся кровавой революцией угнетенных. Чтобы понять это, вовсе не нужно быть коммунистом или социалистом – достаточно быть просто честным человеком… Так разве можно, зная это, предоставлять решение международных вопросов продажным дипломатам?..
После этого выступления перед широкой аудиторией у Ерошенко появилось много друзей вне стен университета. В ночь под новый, 1923 год, они пригласили его с собой на праздник. Колонны студентов, подняв над собой факелы, шагали по Пекину. И до самой зари звучала ерошенковская гитара, слышались революционные песни.
В январе начались, наконец, занятия. Каждое утро Ерошенко входил в трехэтажное здание у храма Машимяо недалеко от дворца императора Пу И и проходил по узким коридорам в библиотеку университета. Все было здесь таким же, как и год назад. Только сами студенты стали осторожнее. Иногда они предупреждали слепого учителя, что в зале сидит шпик. Часто приходил полицейский в форме. Тогда аудитория Ерошенко таяла, как снег весной, – не всякому хотелось оказаться на подозрении у властей.
Ерошенко чувствовал, что между ним и студентами вырастает стена. Он пытался сломать ее. Такой попыткой была, по-видимому, нашумевшая в свое время дискуссия о китайском театре в январе 1923 года.
В те годы в Китае зарождался театр европейского типа. Процесс этот был нелегкий – ведь в стране существовал только традиционный театр. Послушав драму Л. Н. Толстого "Власть тьмы" в постановке студентов Пекинского университета, Ерошенко подверг спектакль критике. Он писал, что исполнители превратили сцену в "базар, где торгуют рыбой". Этой постановке Ерошенко противопоставил спектакль женской труппы двух пекинских институтов: "Много шума из ничего" Шекспира.
Против Ерошенко выступил в печати некий Вэй Цзянь-гун. Свою статью он озаглавил "Не будем слепо следовать", намекая на физический недуг своего оппонента. Резкую отповедь дал ему Лу Синь. Вместе с тем китайский писатель отмечал, что статья Ерошенко вряд ли будет доброжелательно принята студентами университета.
Тем временем обстановка в стране ухудшилась, реакция подняла голову. По приказу правителя Северного и Центрального Китая У Пэй-фу 7 февраля 1923 года солдаты стреляли в рабочих. Власти распускали слухи, что рабочих подбивают на выступления "красные агитаторы". Теперь оставаться в Китае Ерошенко было уже небезопасно. К тому же, не сумев защитить университет от грубого вмешательства властей, подал в отставку и покинул страну либеральный ректор Цай Юань-пэй. Ерошенко решил уехать на родину, не дожидаясь конца учебного года.
В дни зимних каникул он прощался с Китаем – посетил Ханчжоу и Шанхай. Весной уладил все формальности и окончательно собрался в путь. Он знал, что навсегда расстается с пленившим его некогда Востоком. Слишком долго жил он вдали от родины.
"Жизнь в этих теплых краях, казавшихся мне поначалу сказочно-прекрасными, – писал Ерошенко, – под конец утратила для меня всякую прелесть. Розовые мечты рассеялись, я был по горло сыт тешившими меня когда-то золотыми снами и иллюзиями, в свете которых в юности представлял себе эти страны. Тогда я решил вернуться назад на свою родину, откуда холод и мрак заставили меня когда-то бежать".
Перед отъездом Ерошенко написал стихи "Весенние мотивы", посвященные братьям Чжоу. В них – предчувствие свидания с родиной и горечь от расставания с друзьями. А 15 апреля Лу Синь записал в дневнике:
"Провел вечер в ресторане вместе с Ерошенко". Это были проводы русского друга.
В этот вечер, откликаясь на просьбы друзей, Ерошенко прочитал им на прощание свою сказку "Падающая башня", маленькое повествование о китайских Ромео и Джульетте.
…Некогда в далекой стране жили два помещика, которые называли себя Великий Светоч Юга и Негасимое Светило Севера. Они так ненавидели друг друга, что ни один из них даже не смотрел в сторону соседа…
У Светоча была прекрасная дочь, которую молва нарекла именем – Нежный Цветок Юга. Его северное сиятельство имел сына, чье имя было – Гордость Небес Севера. Дети ни разу не пожелали увидеть друг друга.
Юноша называл девушку "калекой юга", она его – "чудовищем севера".
Вскоре оба помещика умерли. Цветок Юга и Гордость Севера сделались владельцами своих имений. Однажды они нарушили завет отцов и, одновременно подкравшись к забору, разделявшему их владения, увидели друг друга.
Девушка была прекрасна, и юноша полюбил ее. Она также влюбилась в красивого и мужественного соседа. Будь они детьми крестьян, они знали бы, как поступить. Но это были напыщенные богачи, и каждый из них решил сразить другого своим могуществом.
Цветок Юга построила величественный дворец, кото-рый народ назвал Сном Южных Ночей. Гордость Севера приказал разбить сад с фонтанами и прудами, куда смотрелись бы звезды. Его имение назвали Мечтой Севера.
Однако и этого им показалось мало. Каждый из них решил построить такую высокую башню, чтобы она была много выше, чем у соседа.
…А между тем годы шли. Как-то, стоя на вершине башни, Цветок Юга увидела падающую звезду. Ей показалось, что это ее возлюбленный. Она потянулась за звездой и упала с башни.
Странное дело, но и юноша увидел в этой звезде свою любимую и, желая приблизиться к звезде, рухнул вниз.
А на следующий день состоялись похороны. Прекрасные дворцы оказались нужными лишь затем, чтобы в их справили тризны.
"Я знаю, многие загубили жизнь так, как они. И я один из них. Я тоже возводил башню, годную лишь на то, чтобы с нее упасть. Я возводил дворцы. Я упал, меня покрыли руины. Но я остался жив. Знаете, почему? Потому что и дворцы и башню я возвел лишь в своих мечтах" (16).
Ерошенко закончил рассказ, положил гитару, под аккомпанемент которой читал сказку, и грустно улыбнулся. На глазах у Лу Синя были слезы: он понимал, что расстается с другом навсегда.
