Валерия Троицкая - Телеграмма Берия
А эти «данные» были, прямо скажем, «не очень». Деда по материнской линии в 1937 году арестовали в Томске и расстреляли. Правда, потом его реабилитировали, но тогда я об этом ещё не знал. В 1937 году всех корейцев из Приморского края переселили в Казахстан и Среднюю Азию и во время Великой отечественной войны не призывали в действующую армию. Наша семья попала в Караганду, так как папа был инженером-маркшейдером. В 1948–1950 гг. жил в Пхеньяне, столице Корейской народно-демократической республики, где в те годы работали мои родители. В 1950–1951 году я изменил советское гражданство на корейское и учился в корейском лётном училище на территории Китая, в связи с войной в Корее, поскольку я хотел сражаться с американским империализмом. Правда, меня вскоре «завернули» оттуда. Во время учёбы в Ленинграде мне каждые полгода приходилось отмечаться в каком-то кабинете на Дворцовой площади, чтобы иметь возможность продолжить учёбу. Этот порядок отменили в 1953 году (некоторые связывают это со смертью И. В. Сталина). Как потом выяснилось, в те годы корейцев из Казахстана и Средней Азии не принимали в высшие учебные заведения в Москве, Ленинграде и Киеве. Мне просто повезло, так как после возвращения из Китая я приехал прямо в Ленинград и мне вынуждены были выдать ленинградский паспорт (до этого у меня не было паспорта, так как я выезжал из КНДР во время войны). Одним словом, было о чём подумать. Но я решился. Запомнился разговор с начальником лаборатории авиационного института, когда я объяснил ему причину своей просьбы о переводе меня обратно в ИФЗ. Уже немолодой, заслуженный (доктор технических наук) человек сказал примерно так: «Я уже многого достиг в жизни, но от такого предложения не отказался бы».
Одним словом, я вернулся в ИФЗ, летом участвовал в полевых испытаниях станции СЕП в районе г. Рыльска Курской области. Запомнился случай в этой экспедиции. Мы установили датчики вариаций магнитного поля и линии земных токов. Когда включили станцию, на всех каналах стрелки контрольных приборов мотались на всю шкалу. Мы разобрали почти всю станцию, но не найдя причины, пошли отдыхать. Когда начало темнеть, увидели, что всё небо ярко-красное. Николай Петрович кричит: «Это — полярное сияние!» Мы работали всю ночь, израсходовав весь запас фотобумаги. Пришлось посылать машину в Москву. Полярное сияние на такой широте — явление очень редкое.
Валерия Алексеевна тем временем «готовила» меня в Антарктиду. Послала «стажироваться» на станцию земных токов в Рабочем уголке под Алуштой. Когда выяснилось, что в 4-ой КАЭ (Комплексной Антарктической экспедиции) один сотрудник должен работать по двум программам: «земные токи» и «сейсмология», договорилась с Иваном Петровичем Пасечником об обучении меня основам сейсмометрии. Меня направили стажироваться на подмосковную станцию «Михнево» (тогда «закрытую»), а обработке сейсмограмм обучали сотрудницы его лаборатории Сара Давыдовна Коган и Людмила Александровна Гусева (потом Поликарпова). Время шло, а решения о моём зачислении в штат Антарктической экспедиции не было. Сообщили мне о зачислении в состав 4-ой КАЭ только 19 ноября 1958 г., за 4 дня до отплытия дизель-электрохода «Обь» из Калининграда. Я приложил немало усилий, чтобы, несмотря на нелётную погоду и уход «Оби» из Калининграда, «догнать» её в Балтийске в последнюю ночь до отплытия. Правда, через месяц уходил теплоход «Калинин» из Ленинграда, но я боялся, как бы моя поездка вообще не сорвалась. Зимовка в обсерватории «Мирный», моё не состоявшееся участие в санно-гусеничном походе на Южный географический полюс, посещение портов Южно-Африканского Союза — это отдельная история. С Валерией Алексеевной мы периодически обменивались телеграммами, другой связи с Антарктидой в те годы не было.
После возвращения из Антарктиды в 1960 г. я был включён в состав лаборатории «Электронной аппаратуры» Спецсектора ИФЗ, которая была организована по инициативе Олега Георгиевича Сорохтина (сейчас известного специалиста по тектонике литосферных плит) с целью разработки цифровой сейсмической станции.
Таким образом, моя непосредственная работа в отделе ЭМПЗ прекратилась. Однако, периодически удавалось участвовать в мероприятиях, инициатором которых выступала Валерия Алексеевна. В 1961 году станция СЕП использовалась на полигоне «Капустин Яр» недалеко от Волгограда, а также в районе г. Джезказган (Казахская ССР) для регистрации вариаций ЭМПЗ при воздушных и космических ядерных взрывах. А в 1962 году на комплексе, составленном из станции естественных полей и опытного образца аналого-цифрового преобразователя, в районе сейсмической станции «Боровое» впервые в цифровом формате были зарегистрированы вариации ЭМПЗ при космических ядерных взрывах.
В 1963 году Н. П. Владимиров предложил мне защитить кандидатскую диссертацию. К этому времени у меня было около 11 работ, из них 4 опубликованных. Руководитель Спец-сектора ИФЗ Павел Васильевич Кевлишвили поддержал эту идею. Однако, я не учился в аспирантуре и боялся выходить на защиту без руководителя. Но руководителем никто не соглашался быть: геофизики потому, что диссертация, в основном, техническая, а «аппаратурщики» — там много геофизики. Я доложил об этом П. В. Кевлишвили. Через какое-то время Валерия Алексеевна рассказывает: «Позвонил мне Михаил Александрович (академик М. А. Садовский, в то время директор ИФЗ) и спрашивает: „Лера, ты собираешься докторскую диссертацию защищать?“ Я страшно перепугалась, так как об этом уже давно было известно. „А у тебя соискатель кандидатской никак не может найти руководителя!“ Я всё поняла. „Вадим, ты готовишь техническую часть, а с геофизикой мы тебе поможем“». Но, главное, Валерия Алексеевна договорилась с П. В. Кевлишвили о моём прикомандировании к её отделу на время подготовки диссертации, чтобы не отвлекали текущие дела. Меня командировали в Борок Ярославской области, где уже была геомагнитная обсерватория. Однако это был не наилучший вариант для оформления диссертации. Мы тогда были молоды, и почти каждый день происходили «сабантуи» по разным поводам. К тому же в это время там работали французские геофизики и среди них прелестная «мадмуазель Клод». Тем не менее мы провели несколько полевых экспериментов севернее Рыбинского водохранилища, а главное, в ноябре-декабре 1963 года осуществили регистрацию вариаций ЭМПЗ в цифровом формате на Кольском полуострове в районе обсерватории «Ловозеро». Валерия Алексеевна договорилась с Институтом атомной энергии, где на ЭВМ результаты наших наблюдений были обработаны: вычислены спектральные плотности и автокорреляционные функции вариаций типа «жемчужины», Рс1. Эти результаты стали «украшением» моей кандидатской диссертации, которую я защитил в ИФЗ летом 1964 г. Кстати, мою «предзащиту» Валерия Алексеевна организовала в Ленинградском университете на кафедре Б. М. Яновского. А одним из моих оппонентов был Б. Я. Брюнелли, бывший мой начальник геофизического отряда в 4-ой Антарктической экспедиции.
