Вячеслав Пальман - Кольцо Сатаны. Часть 2. Гонимые
2
Лето Морозов не запомнил, оно пронеслось в разъездах, заботах, разговорах, он часто ночевал в отделениях, верховой конь его поосунулся от перегрузки. А Оля все выглядывала на улицу, жаловалась соседке на непоседливость мужа. И, конечно, боялась за него. Такая природная дикость вокруг…
Уборка картофеля, овощей, лов рыбы, заготовка сена, постройка новой теплицы, борьба с сорняками — все это требовало надзора, разумной подготовки, отдачи энергии. Дома бывал не каждый день. Девочки, когда играли у крыльца, тоже всматривались в каждого идущего: не папа ли? Оля встречалась с директором, высказывала свои опасения, тот уговаривал ее, ничего страшного, будет зима, отдохнет и окрепнет. Такая у них профессия.
Лишь когда пошли дожди и похолодало, Морозов стал чаще бывать дома. Правда, уходил рано, к семи, встречал на разводе бригадиров, агротехников, что-то наказывал им, потом сидел в кабинете, писал. Здесь часто заседали, спорили, но к десяти вечера Сергей уже бывал дома. И хоть полчасика, но уделял дочкам. Был доволен. Сыты, здоровы. Он гордился ими: эко быстро растут! Вон и руки из рукавов вытянулись, и платьица короче… Шей новые, мать!
Семья хорошо подготовилась к долгой зиме. С огорода собрали несколько мешков картошки, много моркови, свеклы, засолили бочку капусты. Дважды в августе ходили с доктором и еще тремя соседями ловить сетями кету и горбушу: рыба шла такими косяками, что в иной заброс выволакивали по сотне штук сразу. Тут же разделывали, укладывали с солью в бочки, готовили красную икру. Веселая работенка, до ломоты в плечах! Зато все свое. И вдоволь.
Случалось, что он привозил из поездок то глухаря, то рябчиков или две-три утки. Лишь однажды видел огромного медведя, он шел далеко, голова к самой земле, вынюхивал какой-то след и не почуял всадника с ружьем. Но конь под Морозовым весь дрожал, так и порывался дать ходу.
На легком самолете вдруг прилетели Табышев и заместитель начальника управления магаданским лагерем майор Кузьмин, хозяин трех сельхозлагерей. В кабинете Добротворского главный агроном рассказал начальству о намерении расширить площади пашни и выложил доводы о новой технике, о стабильности механизаторов в лагере и о потребности совхоза во взрывчатке.
— Много надо? — спросил Кузьмин.
— По расчетам — полторы тонны.
— Да вы что? Вы представляете…
— Мы с вами только что осматривали старую вырубку вдоль трассы. Ее площадь почти двести гектаров. На каждом гектаре стоит сто тридцать или полтораста пней. Самый эффективный способ: взрывать пни накладным патроном в триста или двести граммов аммонала. Испытывали. Вытаскивать трактором много трудней и дороже.
Табышев идею одобрил:
— Скажем Александре Романовне. При ее пробойности можно получить эту взрывчатку.
Вот в таких обстоятельствах Морозов вновь услышал имя жены начальника управления капитана Гридасовой. О ней много говорили на Колыме как о первой даме города. И совсем тихонько о ее особой близости к начальнику Дальстроя Никишову. Старик, а жена молодая. Быть может, это были домыслы, но Гридасовой удавалось многое сделать, она рискованно заступалась даже за некоторых заключенных.
— Аммонал — ответственность огромная, — и Кузьмин посмотрел на Добротворского, потом на Морозова.
— Зато за зиму можно подготовить сотню-другую гектаров огорода. Тысяча тонн новой продукции, — быстро сказал Добротворский.
Вечером Табышев долго сидел у Морозовых. Когда смотрел на играющих девочек, в глазах его стояли слезы.
— Боже мой, как летит время! — и вздохнул. — Когда меня забрали, мои были крохами. Сегодня я их вряд ли узнаю. Уже восемь лет… Боюсь даже говорить о выезде, хотя наша начальница может отпустить. Но что ожидает меня в Москве? Семейные не отвечают на письма, быть может, их уже нет. У меня здесь Тоня… Запутался. Говорят, что началась новая волна арестов. Ехать? Из огня да в полымя? И никаких слухов об амнистии. Жестокость невиданная. И нет ей конца.
Он задумался, вдруг спросил:
— Вам тут не слишком грустно, лесные люди? — и улыбнулся. — Если что, можно перебраться на Дукчу. Место обеспечу.
— Потерпим, Миша, — сказал Сергей. Лучше лесным человеком быть, чем за проволокой. У меня ведь тоже ОСО. А они любят клеить второй срок, ты в курсе… Расскажи, что там в большом мире?
— Порядок диктуют пушки. Союзники продолжают помогать. Ну и конечно, у нас спекуляция в расцвете. На запах жареного с «материка» явилась целая орава лубянских чинов, там им опасно: могут загнать в Европу, куда вошли наши. Чистка пойдет. Опасно. А тут они за год хороший капитал наживают. В стране, вообще-то, голод, все порушено, земля одичала, деревни обобраны. Города живут на привозном. А лубянская братия наживается. Новый класс…
Табышев и Кузьмин улетели на третий день. Так просто самолетом! Тридцать-сорок минут — и в Нагаево, где расчищена полоса прямо в бухте.
Еще не забылся этот визит, как с фельдсвязью на имя начальника лагеря Сергеева пришло предписание. Капитан прочитал, схватил шинель — и к Добротворскому. Сергей Иванович сидел в директорском кабинете, когда капитан, забыв поздороваться, положил на стол предписание.
— С ума сошли! — по лицу Добротворского пошли красные пятна. — Вы посмотрите, Сергей Иванович!
Черным по белому было напечатано: «В недельный срок отправить в сборный лагерь сорок трудоспособных мужчин из числа заключенных. По распоряжению Главка отправить также исправный бульдозер с тремя механизаторами и две автомашины». Начальник УРО СВИТЛ НКВД полковник Антонов.
— Это какая-то нелепость, — Сергей оттолкнул бумагу. — Требовать от нас все больше продуктов и в то же время грабить. И почему УРО распоряжается даже машинами? Это дело самого Дальстроя, а не какого-то Антонова.
— Я обязан выполнить директиву, — сказал капитан.
— Не торопитесь, — Добротворский посмотрел на агронома. — Сергей Иванович, придется вам… Я нездоров. Да, завтра утром, на У-2 из Балаганного. И прямиком — в Маглаг. Они, видимо, не в курсе. Отстоять во что бы то ни стало! Кузьмин мало что может. Только сама Гридасова.
Легкий самолет вез в город больную женщину — орочолку. Морозов втиснулся позади нее. Болтаясь на упругом ветре, самолет летел низко, лавировал в воздушном потоке. Но сел удачно, с первого захода. И в десять утра Морозов был уже у Табышева.
— «ЧП»? — спросил тот, увидев друга в дверях.
— Да, такая вот бумага…
— Сейчас мы пойдем с тобой к Гридасовой. Только она и может. Если захочет, конечно. Вчера мы с Кузьминым в оптимистических тонах рассказали ей о совхозе. Даже о потребном аммонале. Она приказала подготовить такую заявку. А сегодня… Только она! Посиди, я узнаю — здесь ли.
