Вячеслав Пальман - Кольцо Сатаны. Часть 2. Гонимые
Сюда уже дошли слухи о том, что среди этих заключенных возникли очаги сопротивления. Попавшим «из плена в плен» ничего другого не оставалось, как только идти на смерть в поисках освобождения. И они шли. На нескольких лагпунктах бывшие воины разгромили лагерную охрану, вооружились, захватили соседние лагеря, понаделали из аммонала и консервных банок примитивные гранаты и пошли, пошли, конечно же, на юг, встречь солнцу, еще не ведая, что там и хляби, и холодное море. Где-то на спуске к болотам, уже миновав горы, они и попадали в ловушку, устроенную самой природой. Если бы имели карты… Но карт ни у кого не было. Все это узналось позже.
Когда Морозов устраивался в моторке, чтобы обстоятельно осмотреть берега реки, прибежали начальник лагерной ВОХРы и капитан Сергеев — оба с винтовками и полными рюкзаками.
— Мы с вами, Морозов, — сказал капитан. — За компанию, чтобы не скучно было, да и не так рискованно. Игорь Михайлович в курсе. Разместимся?
— Ну, раз такая забота…
В тот час он еще не знал настоящей причины повышенного интереса к путешествию этих двух лагерных служак. А они промолчали, поскольку за рулем моторки сидел заключенный моторист. Отошли на глубоко осевшей лодке, часа три плыли до сорокового километра, где было четвертое отделение.
Бригада этого отделения, кроме бригадира — крепенькой тамбовской колхозницы, состояла из жителей Галиции, Львовщины, их «выловили» бдительные чекисты как членов семей, откуда брат-сват ушли в леса от наступающих с востока дивизий. Это произошло после того, как Сталин и Гитлер подписали пакт о дружбе и нейтралитете, по которому Западная Украина переходила к Советской Украине вместе с Прибалтикой.
Молодые украинки так и не поняли толком, за что их увозят из родных хат. Не понимали вины и теперь, на Колыме. Но они привыкли к труду, работали и здесь, постепенно осваиваясь со спасительной мыслью, что рано или поздно вернутся домой. «Надежды юношей питают…».
Жили они не голодно. Картошка своя, у берега лодка, наловчились ловить горбушу, кету, солили. Была и красная икра, и лук, были брусника, голубика. А вохровец, которого прислали сюда с женой для охраны «контингента», только и знал, что спать да поругиваться с супругой, которая была ревнива не в меру… Но при всем видимом благополучии у каждой на сердце лежал камень. Где родные края, где матушка и братья? И как долго придется им вот так, на ссылке проживать?.. Вечерами, при коптилке, они пели свои песни, плакали, писали письма, ни на одно не пришло ответа, даже теперь, когда закончилась война…
Пока агроном ходил-бродил вокруг уже подсыхающей пашни, искал по лесу поляны для разработки, брал пробы почвы на анализ, его спутникам пришлось выслушивать бесчисленные слёзные жалобы, и гнев, и горечь, отвечать было трудно, сами ничего не знали, ведь и приговора у них не было, только бумага Особого совещания и срок — по восемь лет. Успеешь состариться.
Тем временем Морозов уже «прирезал» на бумаге и показывал бригадирше куски, которые можно без особого труда припахать к полю, для чего обещал прислать трактор и все другое до десятого июня, когда здесь заканчивается посадка картофеля. Семена уже провяливали на сухом ветерке и солнце, а на ночь закрывали мешками от заморозка.
Ночевали приезжие в пристройке к хранилищу, а до того поудили в протоке и выловили десятка два налимов и наваги. Утром отдали снасть украинкам, и моторка их затарахтела вверх по Тауйю — уже в незнаемые места.
Километрах в десяти на крутом повороте вдруг увидели живой дымок. Капитан взъерошился, скомандовал: «К берегу!». В укрытии вытащили нос моторки на сухое, осмотрели винтовки и, крадучись, пошли к странному костру. Увидели шалаш, двоих мужиков около него, они что-то собирали. Грибы? Рано. Кстати, их и у поселка невпроворот. Подкрались, Сергей замыкающим. Капитан выставил винтовку, крикнул:
— Садись!
Двое мужчин послушно сели на корточки.
— Руки на голову! — привычные команды для капитана. Подняли руки, переглянулись.
— Кто такие, откуда, что здесь ищете?
Оказывается, из Балаганного приехали, лук-черемшу собирать. Две полные бочки уже засолили, зимой повезут в Магадан продавать.
— Чего забрались в такую глушь? Ближе нет?
— На ближние охотников больше. А тут нетронуто. Густо, будто посеяли.
Теперь капитан старался перевести разговор на шутливую игру. Действительно, у страха глаза велики. Морозов посмеивался. Походили по лугу, попробовали соленый лук и собрались ехать дальше. Сергей не вытерпел, крикнул мужикам:
— Выше бдительность, ребята!
Его спутники даже не улыбнулись. Кажется, поняли и обиделись.
На следующей остановке капитан забрался на поваленное дерево, вытащил бинокль и долго осматривал окрестности. Вдруг сказал:
— Вы не в курсе событий, Морозов. Вот в тех горах сейчас рассыпались несколько сотен взбунтовавшихся власовцев. Убежали, понимаете, из лагерей, уничтожили охрану, вооружились и, по сведениям разведки, хотят пробиться на морской берег. Чем черт не шутит, вдруг как раз здесь.
— Задержим? — без улыбки спросил Сергей. — Правда, стволов маловато.
— Оповестим тех, кто может остановить.
— Потому вы со мной и поехали?
— Ну, и вас прикрыть, если что… Тут, понимаете, рисковать нельзя. Такое окружение… Загорись в одном месте, тогда не остановишь.
Сергей промолчал. Опасный разговор.
Они вернулись домой лишь на пятый день. Весь блокнот агронома был разрисован картой, на ней заштрихованы большие куски пригодной для сенокоса и распашки земли. Есть, есть куда совхозу разрастаться! Только вот бездорожье. Строить и строить.
2
Лето Морозов не запомнил, оно пронеслось в разъездах, заботах, разговорах, он часто ночевал в отделениях, верховой конь его поосунулся от перегрузки. А Оля все выглядывала на улицу, жаловалась соседке на непоседливость мужа. И, конечно, боялась за него. Такая природная дикость вокруг…
Уборка картофеля, овощей, лов рыбы, заготовка сена, постройка новой теплицы, борьба с сорняками — все это требовало надзора, разумной подготовки, отдачи энергии. Дома бывал не каждый день. Девочки, когда играли у крыльца, тоже всматривались в каждого идущего: не папа ли? Оля встречалась с директором, высказывала свои опасения, тот уговаривал ее, ничего страшного, будет зима, отдохнет и окрепнет. Такая у них профессия.
Лишь когда пошли дожди и похолодало, Морозов стал чаще бывать дома. Правда, уходил рано, к семи, встречал на разводе бригадиров, агротехников, что-то наказывал им, потом сидел в кабинете, писал. Здесь часто заседали, спорили, но к десяти вечера Сергей уже бывал дома. И хоть полчасика, но уделял дочкам. Был доволен. Сыты, здоровы. Он гордился ими: эко быстро растут! Вон и руки из рукавов вытянулись, и платьица короче… Шей новые, мать!
