Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам
И ещё. Оба варианта имеют главку, которая называется «11 БУТЫРСКИХ МЕСЯЦЕВ». Почему «одиннадцать»! Ведь арестовали Маяковского 2 июля 1909 года, а выпустили на свободу 9 января 1910-го, значит, продолжительность всей «сидки» — шесть месяцев и несколько дней. В Бутырку же Маяковского перевели 18 августа, стало быть, «бутырских месяцев» было всего четыре с половиной. Откуда же взялись эти «одиннадцать»?
В этой же главке (в варианте 1928 года) появилось добавление, в котором выход Маяковского из тюрьмы стал выглядеть так:
«Меня выпустили. Должен был (охранка постановила) идти на три года в Туруханск. Друг отца Махмудбеков заявил, что револьвер его, и отхлопотал меня у Курлова».
Зачем понадобилось вводить «револьвер», которого в этом деле не было? Не затем ли, чтобы именно здесь он сыграл решающую роль?
Кроме этих неожиданных и никем до сих пор не объяснённых «вставок», «перестановок» и «подтасовок», которые выглядят как явные лжесвидетельства, настораживает суровость приговора, с которым (до суда!) ознакомили подследственного Маяковского.
Сравним, к чему приговаривали соратников «товарища Константина».
22-летний Георгий Оппоков (А. Ломов), арестованный в 1910 году, был сослан в Архангельскую губернию.
Петр Смидович, 34-х лет, арестованный в 1908 году, выслан в Вологодскую губернию.
23-летнему Николаю Бухарину по приговору 1911 года пришлось отправиться в Архангельскую губернию.
21-летний Владимир Вегер-Поволжец арестовывался уже в третий раз. Первые два задержания (за принадлежность к запрещённой социал-демократической партии) завершились освобождением «за недостатком улик». Теперь же «товарищ Поволжец» обвинялся в том, что входил в состав Московского комитета РСДРП. За это он был приговорен к ссылке в Уфу, сослан туда, но вскоре сбежал.
Только 19-летний Григорий Бриллиант-Сокольников был отправлен на вечное поселение в Сибирь, в Енисейскую губернию. Но не на север её, в Туруханский край, а в село Рыбное на Ангаре, каковое место он, как мы знаем, через несколько недель после прибытия тоже преспокойно оставил.
Выходит, что взрослых мужчин высылали в места не слишком суровые. А 16-летнему Маяковскому постоянно твердили о том, что ему предстоит провести три года в гиблом месте – в Нарымском крае! Почему? За участие в организации побега из Новинской тюрьмы?
Но против Маяковского у следователей неопровержимых улик не было. Если бы жандармы дознались, что в подготовке побега каторжанок активно участвовала вся семья Маяковских (шила одежду беглянкам!), то были бы арестованы не только сёстры «товарища Константина», но и его мать. Однако этого не произошло. Стало быть, охранка об этом ничего не знала.
Тогда за что же Маяковскому надо было отправляться в Нарым?
Ответ напрашивается один: юного подпольщика запугивали. К тому же и места, где осужденным предстояло отбывать наказание, определяло не Охранное отделение («охранка постановила», как написал Маяковский), а суд, которого «товарищ Константин» так и не дождался.
Теперь о тогдашнем возрасте Маяковского. Сестра Людмила написала:
«… его освободили как несовершеннолетнего».
Но ведь о «несовершеннолетии» подследственного эсдека было известно на протяжении всего срока следствия. Почему же тогда его сразу не освободили, а держали в заключении целых «одиннадцать бутырских месяцев»?
Ещё больше настораживает странность поведения самого Маяковского, оказавшегося на свободе.
Странные аргументы
Как известно из автобиографических заметок, выйдя из тюрьмы, Маяковский тут же заявил, что покидает ряды партии – по причине неудержимой тяги к знаниям, внезапно вспыхнувшей в нём. Главка в «Я сам», в которой говорится об этом, самая многословная. И названа она весьма заковыристо – «ТАК НАЗЫВАЕМАЯ ДИЛЕММА»:
«Вышел взбудораженный. <…> Я неуч. Я должен пройти серьёзную школу. А я вышиблен даже из гимназии, даже и из Строгановского. Если остаться в партии – надо стать нелегальным. Нелегальным, казалось мне, не научишься. Перспектива – всю жизнь писать летучки, выкладывать мысли, взятые из правильных, но не мной придуманных книг. Если из меня вытряхнуть прочитанное, что останется? Марксистский метод. Но не в детские ли руки попало это оружие? Легко орудовать им, если имеешь дело только с мыслью своих. А что при встрече с врагами? <…> Хорошо другим партийцам. У них ещё и университет. (А высшую школу – я ещё не знал, что это такое – я тогда уважал!).
Что я могу противопоставить навалившейся на меня эстетике старья? Разве революция не потребует от меня серьёзной школы? Я зашёл к тогда ещё товарищу по партии – Медведеву: хочу делать социалистическое искусство. Серёжа долго смеялся: кишка тонка.
Думаю всё-таки, что он недооценил мои кишки.
Я прервал партийную работу. Я сел учиться».
А вот как прокомментировал эти слова сам Сергей Медведев:
«У меня плохо сохранилось в памяти содержание того разговора с Маяковским после выхода его из Бутырской тюрьмы, о котором он пишет в автобиографии: „Я зашёл к тогда ещё товарищу по партии – Медведеву…“
Вполне вероятно, что я действительно отнёсся к его словам несколько скептически и считал, что он себя переоценивает. Мне казалось тогда, что ему, как всякому человеку, который хочет приобрести основательные знания, необходимо учиться в университете».
Мало этого, Маяковский опять лукавил. Ведь ни из гимназии, ни из Строгановского училища его никто не «вышибал». Из гимназии он ушёл сам, а из училища был исключён за пропуски занятий. Рассуждения о беспросветной «перспективе», якобы грозившей революционеру-неучу, порождает встречный вопрос: а разве в партию его затаскивали насильно?
Как бы там ни было, тягу к знаниям, пусть даже вспыхнувшую так внезапно, можно только приветствовать. Но!.. Если перечитывать «ТАК НАЗЫВАЕМУЮ ДИЛЕММУ» ещё и ещё раз, она очень быстро теряет логичную убедительность и начинает выглядеть как попытка (причём довольно неуклюжая) как-то оправдать свой неожиданный поступок, каким-то образом реабилитировать себя в глазах однопартийцев.
Сергей Медведев:
«Усиленно обсуждался, помню, такой вопрос: чтобы создать что-нибудь в искусстве, нужен ли талант или талант плюс работа?.. Он считал, что решающим, определяющим условием развития художника является упорный труд и систематическая работа над собой…
