Игра разума. Как Клод Шеннон изобрел информационный век - Сони Джимми

В «Лабораториях Белла», вполне понятно, считали по-другому. Они сделали Шеннону встречное предложение, щедро подняв ему зарплату. Но в конечном счете не это повлияло на его выбор. Прошение об уходе с профессорской должности было обдуманным и взвешенным решением в пользу «Лабораторий». «Я определенно нахожу множество преимуществ в “Лабораториях Белла”, – пишет Шеннон. – Возможно, в числе самых важных это свобода от преподавательской деятельности и других обязанностей, которые будут заметно отвлекать меня от исследовательской работы». Шеннон признавался, что «Лаборатории» предложили ему больше денег, чем МТИ: «Хотя разница в моем случае была не слишком велика и лично для меня гораздо важнее были другие моменты».

Немного удаленное местоположение «Лабораторий Белла», расположенных в Нью-Джерси, было само по себе неудобным. «Заметная уединенность и изолированность “Лабораторий Белла” имеет как плюсы, так и минусы. Это существенно сокращает число посетителей, отвлекающих от работы, но в то же время отсекает множество интересных контактов. Иностранные гости часто проводят всего один день в “Лабораториях” и целых полгода в МТИ. Это дает возможность для реального обмена идеями». «Лаборатории Белла» не уступали и даже превосходили МТИ по уровню мышления, и Шеннон признавал это. «Но общая свобода академической жизни, на мой взгляд, является одним из самых важных факторов. Долгие отпуска чрезвычайно привлекательны, как и общее ощущение неограниченности во времени работы». Два этих института были «примерно на равных», что означало отсутствие какого-то решающего фактора в пользу МТИ, только вполне понятное чувство непоседливости со стороны Шеннона, проведшего в стенах одного заведения более полутора десятка лет. «Проведя пятнадцать лет в “Лабораториях Белла”, – пишет Шеннон, – я чувствую себя немного закосневшим и непродуктивным, и смена обстановки и коллег подействовала на меня очень стимулирующе».

Связи Шеннона с «Лабораториями» оказались в итоге слишком сильными, чтобы их можно было просто обрубить. Шеннон работал там в штатной должности. Как отмечал впоследствии Билл Бейкер, президент «Лабораторий Белла», беседуя с Генри Поллаком: «Шеннон – один из величайших людей, которыми славятся “Лаборатории”. Я не допущу того, чтобы он когда-либо нуждался». Поллак позднее шутливо заметит, что это было в духе «Лабораторий»: «В “Лабораториях Белла” было два типа исследователей: те, которым платили за то, что они когда-то делали, и те, которым платили за то, что они собирались сделать. Никто не получал денег за то, что делал в настоящее время». Возможно, в надежде на его возвращение для Шеннона держали его кабинет, и табличка с его именем украшала закрытую дверь.

Приняв предложение МТИ, Шенноны переехали в Кембридж. Но прежде была Калифорния: годичная работа в Стэнфордском центре углубленного изучения бихевиоризма. Каким бы престижным ни было это назначение, Шенноны в первую очередь рассматривали его как возможность увидеть страну. Они с удовольствием отправились в поездку на микроавтобусе по национальным паркам запада в сторону Калифорнии и обратно. Подобно большинству профессоров, прибывавших сюда с восточного побережья, Шеннон восхищался Пало-Альто и, как говорят, открыто удивлялся тому, как можно работать, не отвлекаясь, в таком роскошном окружении. Вскоре после этого он порекомендовал тот же маршрут поездки своему коллеге: «Ты увидишь божественные места; все, что тебе нужно там, это большой белый фартук, поварской колпак и барбекю – и считай, что ты собран».

Но прежде чем отправиться на Запад, Клод и Бетти купили дом в Винчестере, штат Массачусетс, по адресу Кембридж-стрит, 5, в спальном районе, в двенадцати километрах к северу от МТИ. Как только их калифорнийский год подошел к завершению, они вернулись в свой новый дом. В Винчестере Шенноны находились достаточно близко к кампусу, что позволяло быстро добраться до работы, но в то же время достаточно далеко, чтобы жить по большей части изолированно от других. Они жили в доме, имевшем историческую ценность, что особенно примечательно в свете биографии Шеннона и его интересов.

Этот дом был построен в 1858 году и предназначался Эллен Дуайт, правнучке гениального изобретателя более ранней эпохи, Томаса Джефферсона. Изначально он располагался на двенадцати акрах и был спроектирован по образцу усадьбы Монтичелло. «Окруженный с трех сторон верандой с сегментированными отверстиями и закругленными опорами», этот дом в три этажа величественно возвышался на вершине «обширного зеленого холма, спускающегося к лесистым берегам озера Аппер-Мистик». Ближе к концу жизни Шеннона он был внесен в национальный реестр исторических мест США со ссылкой, в которой отмечались «панорамные виды озера и отдаленных холмов», а также роскошные интерьеры дома:

«Композиционным центром дома является восьмиугольная комната на первом этаже. Говорят, что паркетный пол в ней уложен в точности тем же узором, что и в усадьбе Монтичелло. На изысканной облицовке камина из желтого мрамора присутствует декор из листьев аканта, гидрофила и ионики. Потолки помещений первого этажа имеют высоту примерно в двенадцать футов и по всему периметру украшены декоративными гипсовыми узорами. Окна нижнего этажа панорамные, они открывают доступ на веранду. В расположенном справа кабинете/библиотеке стоит камин, отделанный зеленым мрамором».

Дом станет впоследствии неотъемлемым элементом публичной жизни Шеннона. Почти в каждом посвященном ему материале, начиная с 1957 года, его помещали в доме на озере – обычно в двухэтажной пристройке, которую Шеннон построил в качестве многофункционального помещения, где он хранил и выставлял свои технические приспособления – пространство информационной активности, которое часто называли «комнатой для игрушек». Но для его дочери Пегги и двух ее старших братьев это была просто «папина комната».

Шенноны называли свое жилище «домом энтропии». Статус Клода как математического светила сделали дом местом паломничества студентов и коллег, особенно когда преподавательские обязанности ученого заметно сократились.

Но даже в МТИ Шеннон умудрялся концентрировать свою работу вокруг собственных хобби и интересов. «Несмотря на то что он оставался научным руководителем у своих студентов, он не мог работать с кем-то в связке, так как всегда немного дистанцировался от своих коллег», – писал один из членов факультета. Не обладая особыми академическими устремлениями, Шеннон не испытывал потребности публиковать свои научные труды. Он отрастил бороду, начал бегать по утрам и снова принялся «мастерить».

Результатом этой работы стали самые изобретательные и причудливые проекты Шеннона. Например, труба, которая выстреливала огнем из раструба, когда на ней начинали играть. Сделанные вручную одноколесные велосипеды в самых разных вариациях: велосипед без сиденья, велосипед без педалей, велосипед для двух ездоков. Был довольно странный одноколесный велосипед со смещенным центром, который вынуждал ездока двигаться вверх и вниз, крутя педали. Это также заметно осложняло Шеннону процесс жонглирования. (Странный одноколесный велосипед стал первым подобным изобретением. Но какой бы оригинальной ни была эта идея, ассистент Шеннона, Чарли Меннинг, постоянно опасался за безопасность шефа, хоть и вынужден был аплодировать, когда наблюдал первую его успешную поездку.) А еще было кресло-подъемник, которое перевозило удивленных гостей от крыльца дома к берегу озера. Машина, собиравшая кубик Рубика. Машины, играющие в шахматы. Собранные вручную роботы, большие и маленькие. Наконец-то Шеннон мог заняться своим любимым делом.