Николай Байбаков. Последний сталинский нарком - Выжутович Валерий Викторович

«У некоторых руководителей партии и государства, — вспоминал Джермен Гвишиани, зять Косыгина, — были причины для недовольства Алексеем Николаевичем. Одних настораживало то, что его на какой-то короткий период приблизил к себе Сталин. Другим не нравились некоторые поручения, которые Косыгин получал лично от Сталина, например, такая неблагодарная миссия — разобраться с привилегиями членов Политбюро — не могла не вызвать их раздражения. Как рассказывал нам Алексей Николаевич, началось с того, что однажды на заседании Политбюро Сталин учинил разнос.

— Мне прислали списки с продуктовых баз, — говорил он, — в которых указано, сколько продуктов расходуется в семьях Молотова, Кагановича, Микояна и других. Это просто возмутительно — вместе с ними кормится и охрана, и вся обслуга. Причем все воруют, и никто не считает. Поручим Косыгину разобраться с этим, пусть внесет предложения, чтобы ввести жесткий лимит.

В те времена члены Политбюро, имея сравнительно невысокую зарплату, получали практически бесплатно любое количество продуктов, но после вмешательства Сталина, поручившего Косыгину навести порядок, были установлены ограничения. Недовольство же влиятельных членов Политбюро пало на голову Алексея Николаевича».

Положение Косыгина пошатнулось лишь однажды, — когда было сфабриковано «Ленинградское дело». За год до того, 24 января 1948-го, Косыгины выдали замуж дочь. На свадьбе среди гостей был Алексей Кузнецов. Косыгин работал с ним в Ленинграде, они дружили семьями. Алексей Александрович был женат на двоюродной сестре Клавдии Андреевны.

«Мы ничего об этом [“Ленинградском деле”. — В. В.] не знали, — вспоминал Д. Гвишиани, — только видели по состоянию обычно чрезвычайно сдержанного Алексея Николаевича, что произошло нечто ужасное. Позже Клавдия Андреевна сказала нам с Люсей:

— Случилась большая гадость — Алексея Александровича арестовали».

В ряду обвинений, предъявленных Кузнецову, значилось и незаконное хранение оружия — в сейфе оказался пистолет.

«Алексей Николаевич, — продолжает Д. Гвишиани, — тогда же предложил:

— Знаешь что, давай соберем, что у нас есть. И выбросим. Всякое может быть.

У меня был маленький, старый, полученный в подарок браунинг. В юности я неплохо стрелял из пистолета и малокалиберной винтовки и даже имел грамоты за участие в соревнованиях по стрельбе. У Алексея Николаевича был вальтер и еще какой-то пистолет, оставшийся с военного времени. Под видом рыбалки мы сели в лодку и утопили все это в Москве-реке.

Примерно в то же время, когда мы уже знали о судьбе Кузнецова и других, Алексей Николаевич сказал нам с Люсей:

— Знаете, ребята, а меня ведь тоже могут арестовать, тем более что на следствии по этому делу многие дают на меня показания».

В октябре 1949 года Маленков и Берия представили Сталину проект закрытого письма к членам и кандидатам в члены ЦК «Об антипартийной группе Кузнецова, Попкова, Родионова и др.». В письме упоминался и Косыгин: «Следует указать на неправильное поведение Косыгина А. Н., который оказался как член Политбюро не на высоте своих обязанностей… Он не разглядел антипартийного, вражеского характера группы Кузнецова, не проявил необходимой политической бдительности и не сообщил в ЦК ВКП(б) о непартийных разговорах Кузнецова и др.».

Д. Гвишиани рассказывал, что в тот период каждое утро, уезжая на работу и расставаясь с домашними, Косыгин говорил: «Прощайте», — и напоминал о заранее обговоренных условиях, как им быть, если с ним что-то случится. «Несколько месяцев все мы провели в напряженном ожидании. Позже для себя решили, что все же арестовать Косыгина не дал Сталин».

Похоже, так оно и было. Впоследствии, встретив Косыгина на каком-то совещании, Сталин сказал миролюбиво: «Ну, как ты, Косыга? Ничего, ничего, еще поработаешь».

Как и Байбаков, Косыгин восхищался Сталиным, был искренне убежден, что расстреливали и сажали другие, а Сталин многого не знал, от него скрывали.

Приход Хрущева к власти имел для Косыгина неприятные последствия. Он потерял пост заместителя председателя Совета министров. Его вывели из Президиума ЦК и 5 марта 1953 года назначили министром легкой и пищевой промышленности СССР (новое ведомство создали путем объединения четырех министерств — легкой промышленности, пищевой промышленности, мясной и молочной промышленности, рыбной промышленности). Но пройдет меньше года, и все вернется на круги своя: появится Министерство промышленности товаров широкого потребления, и Косыгин его возглавит. В мае 1955 года упразднят Госплан, создадут вместо него две государственные комиссии — по перспективному планированию народного хозяйства (комиссию, напомним, возглавит Байбаков) и по текущему планированию народного хозяйства, в которой Косыгин станет одним из первых заместителей. Таким образом, в этот момент Косыгин будет по должности ниже Байбакова.

Через полгода Госплан вернут на место, но Косыгин так и останется первым заместителем председателя Госплана. Он обеспечит себе новый карьерный взлет 26 июня, когда на вечернем заседании пленума ЦК, спеша на подмогу Хрущеву, обрушится на Молотова, Маленкова, Кагановича, Булганина и других:

«Если бы Булганин не вступил в эту шайку [в стенограмме исправили на “не присоединился к этой группе”. — В. В.], то они наверняка побоялись бы выступить и заварить всю эту кашу. Маленков не имеет достаточного авторитета перед партией и народом, чтобы выступить с какой-нибудь платформой. Каганович и Молотов полностью оторвались от народа и партии и авторитета не имеют… Они поднимали всевозможные вопросы насчет того, что правильно — догнать или не догнать Америку по сельскому хозяйству. Это все выдуманные вопросы. Вы, товарищ Молотов, попробуйте выйти с этим вопросом перед нашими крестьянами и расскажите им (аплодисменты в зале), что они не могут догнать Америку. Они расскажут вам, что такое сельское хозяйство, они расскажут вам, как надо руководить и как нужно работать в сельском хозяйстве…»

Под аплодисменты зала Косыгин громил своих прежних начальников. Получил от него и Максим Сабуров, член Президиума ЦК, первый заместитель председателя Совета министров, с которым Косыгин ездил в Варшаву на сессию Совета экономической взаимопомощи: «Я должен сказать, что его участие в СЭВ заключалось в том, что он сидел и молчал. Сообщение делали другие товарищи. Только когда председательствующий сообщил, что объявляется перерыв, и пригласил пойти выпить кофе в фойе, он руку поднял вот так (показывает) и сказал: у меня есть вопрос — горячий кофе или холодный? (В зале смех.)…Я уже не говорю о том, что у него не было хребта политического и он действительно никакой не деятель».

Когда начали обсуждать, какую меру наказания применить к «отщепенцам», Косыгин отмел либеральные предложения:

«Я считаю, что Молотова, Маленкова, Кагановича, Шепилова нужно вывести из состава Президиума и исключить из состава ЦК. Я думаю, что оставлять товарища Булганина вторым лицом в государстве после товарища Хрущева было бы ошибкой. Он человек мстительный и найдет пути свести личные счеты. Я считаю, его нужно из Президиума ЦК вывести и освободить от должности председателя Совета министров. Я думаю, что такой же участи должны быть подвергнуты Сабуров и Первухин…»

(Пройдет семь лет, и 13–14 октября 1964 года на заседании Президиума ЦК при обсуждении вопроса о снятии Хрущева Косыгин назовет стиль правления Хрущева «не ленинским» и поддержит группу, выступающую за его смещение.)

За проявленную «принципиальность» Хрущев отблагодарил Косыгина должностью заместителя главы правительства (в этом статусе он одновременно руководил и Госпланом — с марта 1959-го по май 1960 года). А когда в марте 1958-го Хрущев назначил себя председателем Совета министров, Косыгин стал его заместителем.

Кажется, никто из советской верхушки не сменил такое количество высоких и самых высоких должностей, как Косыгин. Он отличался умением сходу вникнуть в какое угодно дело, изучить его до нюансов, быть готовым ответить на любой вопрос начальника. Это была сталинская школа. Он вел блокноты. Записывал в них разнообразную информацию, которую следовало изучить и проанализировать, делал расчеты и выкладки. Обмануть его было трудно, он проверял каждую цифру. И все помнил. Память у него была феноменальная. Известен случай, когда Косыгин вышел на трибуну в Большом театре и вдруг обнаружил, что забыл дома очки. Он прочитал часовой доклад по памяти, ни разу не сбившись и ничего не перепутав.