Михаил Воронецкий - Мгновенье - целая жизнь
— Да, да, Феликс. Исполнительный комитет сделал многое. Активно работают секции левицы в Москве, на Украине, в Поволжье, в Сибири…
— Прекрасно, Стефан! Прекрасно! — пристукивал Феликс Яковлевич широкой ладонью по столу. — Но этого мало. Вспомните уроки пятого года. Самодержавие разгромило революцию только потому, что мы не сумели привлечь на свою сторону солдат — крестьянских парней, одетых в солдатские шинели.
— Нынче солдат не тот, — сказал Будняк. — Даже гвардия после первых же залпов встала на сторону революции.
— Но революция только начинается, Даниель. В армии засилье эсеров. И кто знает, как поведет она себя, когда подойдет час пролетарской революции. Надо немедленно приступить к созданию ячеек левицы в войсковых частях. Немедленно.
— Ну, что ж, — сказал Пинкус, — я считаю, что товарищ Кон прав. И у меня есть предложение кооптировать его в Центральный исполнительный комитет.
— Я согласен с тобой, Людвик, — откликнулся молчаливый Юзеф Чонглиньский. — Кроме того, я предлагаю поручить руководство агитационной работой в войсках Кону, как человеку самому опытному из нас.
— Тогда подведем итоги нашего заседания, — сказал Круликовский. — Ты, Феликс, как раз попал к заседанию. И попал очень кстати. — Стефан снова скупо улыбнулся. — Решение, значит, будет такое… Первое. Петроградская секция горячо приветствует товарища Кона, как стойкого и преданного революционера, ветерана левицы и одного из ее основателей… Второе. Вносит предложение ввести его в состав Центрального исполнительного комитета в порядке исключения. Третье. Поручить товарищу Кону руководство агитационной работой в частях, укомплектованных солдатами-поляками…
На Сенатской площади, перед памятником Петру Великому, — огромная толпа солдат. На сколоченной наспех трибуне Феликс Кон увидел нескольких пожилых людей с бородками и в галстуках, среди которых сразу же узнал и Александра Белопольского. Поздоровались, но поговорить не удалось: начался митинг.
На трибуне появился унтер-офицер, средних лет, с чистым лицом, со спокойным взглядом. На гимнастерке — три Георгиевских креста, медали. Солдаты притихли. Приглядывались к ладному, уверенно державшемуся на трибуне георгиевскому кавалеру и устроители митинга.
— Слово солдату-окопнику! Вы меня не знаете. Я… не тутошний… из Сибири я, села Дубенского, что в Енисейской губернии. Василием Ощепковым зовусь. — Усмехнулся, оглянулся на стоявших за его спиной партийных вождей, уверенный в своем праве говорить столько, сколько считает нужным. — Я пока ни к какой партии не отношусь! Приглядываюсь да прислушиваюсь. А уж как отдам кому душу, так до последнего издыхания. Конечно, более других мне по сердцу партия социалистов-революционеров. Она — за мужика. А теперь насчет войны. С четырнадцатого года я не вылезал из окопов. Осточертело — хуже некуда. Приехал вот на побывку, а тут революция. Оно вроде бы и неохота снова туда, в эту кутерьму… дома вроде бы теперь как раз быть… А что поделаешь? Ежели бы за царя, так пропади оно все пропадом, а то ведь теперь революцию защищать надо, вроде бы свое, кровное.
На трибуне за спиной Кона громко захлопали. Он обернулся: особенно горячо аплодировал солдату-окопнику Белопольский.
Слово взял Кон.
— Временное правительство не решило, да, по всему видно, и не собирается решать ни одного коренного вопроса революции. Ненавистная империалистическая война продолжается. Губерниями у нас фактически управляют старые учреждения. Солдаты! Я, польский революционер, призываю вас поддерживать политическую линию большевиков. Только они поставили себе полную и далеко идущую программу; это программа диктатуры пролетариата, которая ставит своей целью осуществление социализма. — Перевел дыхание, окинул взглядом тысячи внимательно слушавших его людей. — Сейчас стало известно, что Временное правительство намерено бросить обескровленные российские армии в наступление. Но давайте задумаемся, товарищи… Наступление! На кого? На немецкий народ, готовящий революцию?! Нет, товарищи! Мы за поражение на фронте, но мы за победу революции внутри страны!
Феликс на мгновение умолк и тут же услышал за спиной возмущенные голоса Белопольского и кого-то из представителей партии эсеров.
Не обратив на них внимания, продолжал говорить: — Товарищи! Временное правительство остается верным своему антинародному курсу. Оно намерено любой ценой освобвдить Петроград от пролетариата и революционных войск гарнизона. Оно намерено отправить вас на фронт и выселить пролетариат под предлогом невозможности обеспечить все население продуктами питания. С какой же, однако, целью это задумано? Думаю, что всем это ясно и попятно: лишить революционные партии вашей поддержки и затем разгромить их. Этим контрреволюционным планам правительства мы должны противопоставить организованность, сплоченность и решительность. — Еще одна пауза, и снова голос гремит над площадью: — Да, действительно, Петроград нуждается в разгрузке, но не от рабочего люда, а от паразитических элементов, от нетрудового населения. Промышленное производство будет организовано и доставка продуктов будет налажена, если власть перейдет в руки Советов рабочих и солдатских депутатов. В казне нет денег?
Обложить налогом баснословные прибыли капиталистов! Ввести трудовую повинность для господ! Но Временное правительство никогда не поднимет на них руку, ибо оно правительство буржуазии и во имя ее интересов требует войны до победного конца.
Феликс Яковлевич рассек воздух длинной мускулистой рукой, тут же покинул трибуну, так как торопился на конференцию. Но выбраться не удалось. Солдатская масса мгновенно пришла в движение. Кон видел вокруг возбужденные лица, слышал радостные крики… Его подхватывают, и он тут же оказывается над ликующей толпой. Вознесенный на крепких солдатских руках, он видит, как медленно отдаляется от него скачущий куда-то сквозь людское половодье огромный зеленовато-медный всадник…
На другой день, когда Кон зашел в Петроградскую секцию левицы, Стефан встретил его смущенной улыбкой, а Даниель и Юзеф отводили в сторону глаза. Но Лапиньский, как и вчера, возбужденно и радостно тряс его руку:
— Поздравляю, Феликс! Великолепно! Не говоря уж о кадетах, но и эсеров оставил с носом. Ничего, пускай привыкают, а то у них сплошной праздник, беспрерывное торжество победителей. Чуть ли не с каждого митинга на руках уносили…
— Так-то оно все так, — пробурчал Пинкус, — только вот одно непонятно: от имени какой партии ты выступал, Феликс? От левицы или от большевиков?
