Татьяна Алексеева - Ахматова и Гумилев. С любимыми не расставайтесь…
В этот раз не удалось найти вообще ни одного холмика. И, возможно, именно поэтому ей казалось, что могила, которую она искала, была где-то там, на поляне. А может, дело в том, что именно в этом месте она увидела освещенные солнцем деревья и вспомнила слова Николая о заходящем солнце?..
Анна шла все быстрее. Окраина города приближалась, и, несмотря на сгущающиеся сумерки, впереди уже можно было разглядеть очертания домов. Сугробы стали меньше, снежный наст под ногами сделался более твердым, утоптанным. Почувствовав, что идти стало легче, она перестала сутулиться и с наслаждением выпрямилась. Но тут же снова опустила плечи и голову, придавленная новым воспоминанием: о том, как Николай рассказывал про свои африканские экспедиции. Он тоже шел по густому непроходимому лесу, согнувшись, и радовался, когда его группа выходила на открытое место, где можно было идти прямо. «Да будет ли в этом мире хоть что-то, хотя бы одна вещь, которая не напомнит мне о Николае?» — вздохнула про себя Анна, останавливаясь на обочине. Вопрос был риторическим. Она и так знала, что напоминать о нем ей теперь будет все. До конца ее жизни.
Далеко впереди виднелись приземистые пороховые склады. До города было уже близко, но усталость брала свое, и двигаться быстро Анна не могла. Домой она добралась почти ночью. В городе опять было неспокойно, и она старалась идти только по широким и кое-как освещенным улицам, обходя стороной узкие переулки и проходные дворы-колодцы. А дома, в давно не топленной темной квартире на Казанской улице, ее, как всегда, ждали только темнота, холод и одиночество. Еще более страшное, чем в те времена, когда Николай был жив, но уезжал из России, или в те, когда рядом с Анной был не желающий ничего знать о ее чувствах и мыслях Вольдемар Шилейко. Тогда Ахматова знала, что осталась одна не навсегда, что Николай рано или поздно вернется, а Вольдемар по крайней мере поговорит с ней о своих собственных делах. Теперь же у нее не было никого, ни одного близкого человека, а самое страшное, что не было и надежды на появление такого близкого. Сын Лев далеко, с бабушкой, к которой он с самого раннего детства привязался сильнее, чем к матери. Остальные родственники, друзья и знакомые либо умерли, либо уехали, либо заняты своей нелегкой жизнью и не имеют сил, чтобы помогать кому-то еще. И муж тоже слишком далеко, там, откуда не возвращаются…
Ахматова вновь поймала себя на мысли, что думает о Николае как о муже, хотя они были в разводе. Его настоящей женой была ее тезка, сестра милосердия по имени Аня, в девичестве носившая фамилию Энгельгард. У самой Анны мужа не было, Вольдемар Шилейко исчез из ее жизни так же внезапно, как и появился в ней. Анна затруднилась бы сказать, когда он был удивлен сильнее: когда она дала ему понять, что готова стать его женой, или когда потребовала развода. Впрочем, он быстро вернул себе невозмутимый вид и без возражений согласился предоставить жене свободу. С тех пор Ахматова и осталась совершенно одна. Был, конечно, еще сын, но она хорошо понимала, что, отдалившись от него, пока он был маленьким ребенком, потеряла его любовь, и не строила на этот счет никаких иллюзий. Подрастающий Лев, если она захочет забрать его от матери Николая, скорее всего не согласится на это, не захочет расставаться с доброй, ласковой бабушкой. Да и сама бабушка наверняка будет против этого. Но даже если сын захочет жить с Анной и позволит забрать себя в Петроград, ему будет слишком тяжело с нелюбимой матерью, а старой Анне Ивановне — еще тяжелее без внука. Особенно сейчас, когда только он да еще младшая дочь Николая Лена — это все, что осталось у нее от любимого сына. Нет, разлучать их с Львом нельзя ни в коем случае!
Перед глазами Ахматовой снова встала ее бывшая свекровь — такая, какой она увидела ее во время своего последнего визита в Слепнево. Постаревшая лет на двадцать, полностью седая, уже знавшая о смерти Николая, но так и не поверившая в нее. Когда она в первый раз заявила, что ее сын должен был остаться в живых, все думали, что старая женщина сказала так просто от отчаяния. Но и через полгода, а потом через год с лишним Анна Ивановна продолжала говорить о своем младшем сыне как о живом. И теперь уже всем ее родным, и Ахматовой тоже, было ясно, что мать Николая будет настаивать на этом до конца своей жизни, а разубеждать ее в любом случае никому бы не пришло в голову. И она жила дальше, спокойно общаясь со всеми домашними и даже вполне дружелюбно — с Анной, словно в жизни ее семьи ничего не изменилось, но изредка в разговорах вдруг упоминала Николая и, ни к кому не обращаясь, вздыхала: «Где-то он сейчас, все ли у него хорошо?» Остальные в такие моменты обычно делали вид, что не расслышали ее слов, или бормотали что-то неопределенное. Делала так и Ахматова, хотя иногда ей казалось, что права как раз ее бывшая свекровь, а не другие родственники Николая, считавшие Анну Ивановну слегка сумасшедшей. «Анне Первой» тоже хотелось верить, что ее любимый смог спастись, сбежать за границу и теперь прячется где-то в бескрайней Африке, — но она в отличие от матери Николая привыкла трезво смотреть на вещи. Для нее безоговорочно поверить в чудо было непосильной задачей: она слишком хорошо понимала, что шансов выжить у ее мужа не было, и могла лишь тайно завидовать бывшей свекрови, не решаясь даже себе признаться в этой зависти.
Зато с внуками Анна Ивановна, несмотря ни на что, была самой заботливой бабушкой. И Леве, и Лене с ней хорошо, гораздо лучше, чем с родными матерями, да и безопаснее — этого Ахматова тоже не могла не признавать. Ее, бывшую жену «участника антисоветского заговора», пытавшуюся сначала вызволить его из тюрьмы, а потом — разузнать как можно больше о его смерти, тоже могли обвинить в каком-нибудь надуманном преступлении и арестовать. Тем более что она не прекращала свои поиски и теперь, раз за разом приходя в ЧК и оставляя там заявления, подписанные: «Анна Гумилева», хотя официально у нее пока еще была фамилия Шилейко и она собиралась сменить ее на выбранный много лет назад псевдоним. Сама Анна больше не боялась оказаться в тюрьме и собиралась продолжать искать могилу Николая до последнего. Но рисковать при этом их сыном она не могла. Ей и так за него страшно, несмотря на то что он совсем еще маленький и живет далеко от всех связанных с нею опасностей. К тому же она постоянно то сидела без работы, то перебивалась случайными заработками и не была уверена, что сможет прокормить подрастающего ребенка.
Больше вспоминать Анне было не о ком. Всех ее братьев и сестер, кроме Виктора, уже давно нет на свете. Самого Виктора она не видела много лет и не знала, где он. Мама жила под Киевом у своей сестры и лишь изредка отвечала на письма единственной оставшейся в живых дочери: после того, как ее старший сын Андрей покончил с собой, она окончательно замкнулась в себе. У друзей, собратьев по поэтическим кружкам и просто знакомых была своя жизнь, не менее трудная, и всем им было не до Анны. Даже ученики и коллеги Николая, которые еще недавно вместе с Ахматовой пытались его спасти, теперь были заняты собственными проблемами. Хотя Анна уже и не рассчитывала ни на чью помощь.
