Паскаль Бонафу - Ренуар
Прежде чем уехать из Парижа, он должен был, соблюдая тайну, помочь своей дочери. В июле 1893 года, когда он возвращался от Галлимара в Эссуа, сделав небольшую петлю — Фалез, Домфронт, Ноже-ле-Ротру и Шартр, — он «тайно» присутствовал в Сант-Маргерит на свадьбе Жанны Трео с Луи Робине. Согласно брачному контракту, заверенному нотариусом, «отец и мать Жанны Трео неизвестны». Луи Робине был тогда 31 год, а Жанне, дочери Ренуара, о которой Алина по-прежнему ничего не знала, исполнилось 23. Спустя шесть лет они решили переехать в Мадре, в Майенне; чтобы купить там дом, им были необходимы 4500 франков. Об этом Ренуар рассказал только Амбруазу Воллару, к которому питал неограниченное доверие. 9 февраля Воллар сообщил мадам Робине, что по поручению месье Ренуара отправляет ей по почте перевод на 1500 франков и просит подтвердить их получение. Одновременно Ренуар пишет дочери и зятю, советуя им не спешить, чтобы «не наделать глупостей и не сожалеть об этом после»: «Вы уже достаточно взрослые, чтобы знать, чего вы хотите. Вы — единственные, кто будет нести ответственность за свои поступки. Если вы сделаете безумные расходы, тем хуже для вас». Несмотря на угрожающий тон письма, Жанна знает, что может рассчитывать на своего отца… Чтобы его отношения с дочерью оставались в тайне, Ренуар использует ещё одного посредника, своего друга Леона Фоше. Именно на его адрес, на улицу Коленкур, дом 73, Жанна может писать, если понадобится.
Несколько дней спустя после приезда на юг в начале февраля 1899 года Ренуар пишет Дюран-Рюэлю, пытаясь успокоить его: «Я не говорил Вам о своём здоровье, так как это довольно сложно. День хуже, день лучше. В общем, я думаю, что мне нужно к этому привыкнуть и смириться. По-прежнему у меня распухают ноги. Я когда-то давно предсказал, что когда я, наконец, стану зрелым живописцем, меня покинут силы. Но не стоит жаловаться, могло бы быть и хуже». Однако лучше не становилось. Три недели спустя из отеля «Савурен» он пишет одному из друзей: «Пока я написал мало, сначала я занимался лечением. Здесь чудесные места и такие возможности для увлекательных прогулок. Я очень доволен. Во время прогулок меня часто сопровождает Жанна Бодо». Месяц спустя, 28 марта, он сообщает, что его состояние практически не улучшилось: «Когда я говорю о своём здоровье, я думаю, что мне нужно привыкнуть жить с моими болями, и если они не усилятся, я должен буду поздравить себя». Ренуар трезво оценивает ситуацию: «Я чрезвычайно расстроен. Местный врач предупредил меня, что на моё лечение уйдёт не меньше восемнадцати месяцев. Как видите, мне не дают соскучиться, если только это не слишком преувеличено». Перспектива столь продолжительного курса лечения угнетала Ренуара…
В середине апреля он возвратился в Париж. Ренуар должен был обязательно присутствовать на выставке, открывающейся в галерее Дюран-Рюэля. На ней картины Сислея были окружены работами Писсарро, Моне и Ренуара. Такая выставка должна была способствовать успеху распродажи картин в пользу детей Сислея, назначенной на 1 мая, повышению стоимости произведений, представленных на аукционе. 42 картины Ренуара вызвали в прессе многочисленные хвалебные отзывы. В номере «Ле Тан» от 17 апреля Франсуа Тьебо-Сиссон выступил со статьёй «История импрессионизма». Он закончил её следующим утверждением: «Я предпочёл написать о Ренуаре в конце, так как талант Ренуара — это явление исключительное. Выдающаяся личность Моне не подавляет его. Ренуар — прежде всего “художник фигур”, но он пишет и пейзажи, когда ему этого хочется, и делает это крайне непринуждённо. В отличие от Моне, Писсарро и Сислея он не подчиняется эффектам, которые предоставляет случай, он их покоряет собственным фантазиям колориста с лёгкостью, порой смущающей и всегда настолько пленительной». Тем не менее эта восторженная статья завершается сдержанным замечанием: «Но так как он никогда не удовлетворён своей работой, а его очень чувствительная натура ставит его в прямую зависимость от его нервного состояния, то его творчество в высшей степени неравноценно. Добавьте к этому, что он ошибался, когда увидел в импрессионизме нечто иное, чем процесс живописи на пленэре: он стал использовать его в интерьере, что привело к утрате одновременно и гармонии, и самого ценного качества — очарования». Подобные комментарии намекают на то, что эволюция творчества Ренуара позволила отличить «удачные» годы от других, которые были менее успешными, и началась классификация по годам богатейшего урожая созданных им работ. Жюльен Леклерк отметил в опубликованной в «Ла Газетт де Боз-Ар» статье, посвящённой Сислею: «Посмотрите на Ренуара, на его отличную работу, написанную 15 лет назад. Она светится, чувственная и нежная, с почти прозрачной плотью и румянцем на лицах; она написана легко и непринуждённо. Нет ли в этом особенном художнике, пишущем женщину-ребёнка, одетую или обнажённую, больше свободы, чем в таких картинах Фрагонара, как “Снятая сорочка”,112 “Уснувшая вакханка”,113 “Купальщицы” и “Урок музыки”?» Это желание отделить зёрна от плевел в творчестве Ренуара возникает даже у такого художника, как Синьяк, отметившего в своём дневнике: «Посмотрел выставку у Дюран-Рюэля. Это настоящий апофеоз импрессионизма: один зал — Ренуара, один — Моне, один — Сислея и один — Писсарро. Именно у Ренуара — подлинный триумф. Поиски различных стилей и методов. Широкое разнообразие композиций. Всё гениально. В этом зале можно думать только о Веронезе. Удивительно, что прежде что-то могло шокировать в его работах. У меня создалось впечатление, что я нахожусь в одном из залов Лувра. Период в его творчестве, который я предпочитаю, — это с 1878 по 1882 год. “Гребцы” и “Буживаль” — кажется, что он написал их с помощью цветов».
Прошла распродажа с торгов коллекций Дориа и Шоке. Результаты продажи картин Ренуара из этих коллекций успокоили художника. Одно из полотен 1877 года, которое назвали «Размышление», было продано за 22 100 франков в ходе первого аукциона. А 1 июля состоялась распродажа коллекции Виктора Шоке. Жюли Мане отметила в дневнике: «Цены на работы Ренуара растут, одна из картин “Ла Гренуйер” была продана за 20 тысяч франков». Такие высокие цены после стольких лет неудач тем не менее оставляют Ренуара равнодушным. Это происходит по двум причинам. Во-первых, он теперь совершенно игнорирует критику: «Я не знаю, плохо или хорошо то, что я делаю. Что я знаю определённо — это то, что я всегда писал как хотел». Второй причиной было его глубокое отвращение к тому, что живопись превратили в предмет купли-продажи, как будто художники пишут только для того, чтобы продать свои произведения, а не в силу присущей им потребности творить. Жорж Ривьер свидетельствует: «Если Ренуар продавал картину, это позволяло ему нанять натурщиков, чтобы написать новые картины, что приносило ему удовлетворение. Когда он добился успеха, его отношение к делу не изменилось».
