Мирон Хергиани - Тигр скал
Когда спустя четыре года мы встретились на Памире, Михаил носил еще и почетное звание чемпиона СССР по скалолазанию.
Нам, англичанам, удалось полюбоваться мастерством Михаила Хергиани, когда в составе группы советских альпинистов он прибыл в Великобританию. Совместно с нашими альпинистами он осуществил несколько сложных восхождений, приобрел много друзей и поклонников.
В 1962 году — еще одна памятная встреча! В Главном британо-советском лагере на Памире, у подступов пика Хармо. Миша был в ореоле новой славы, завоеванной при восхождении на пик Щуровского с северной стороны.
Теперь ему предстояло участвовать в самом сложном в истории советского альпинизма восхождении — в штурме пика Коммунизма.
Несмотря на все свои знания и титулы, Михаил не изменял себе: он продолжал оставаться таким же скромным и простым, отзывчивым и сердечным, каким знали его друзья с самых юных лет...
У меня сохранилась фотография, на которой Миша запечатлен с охотничьим ружьем и подстреленной куропаткой в руках. Этот свой трофей он преподнес нам в подарок. Тогда, на Памире, мы расстались с Михаилом на спуске с вершины Хармо, удрученные гибелью Уилфрида Нойса и Робина Смита. А через семь лет в Италии, на Су-Альто, погиб и сам Хергиани. Его смерть явилась большой потерей для нас. Это был настоящий мужчина, это был Тенсинг среди мужей...»
...Самолеты доставили множество народу. Из-за хребта вертолетами прибывали приятели, знакомые, друзья Михаила из Кабардино-Балкарии, из альпийских лагерей Терскола и Нальчика...
...Привезли кинопроекционный аппарат. Когда смерклось, в конце двора натянули белую ткань. Прежде чем прокручивать фильмы, старейшина огласил порядок завтрашнего дня. Был объявлен час последней панихиды и выноса. Дети по местным обычаям не должны были присутствовать на похоронах. Однако этот вопрос вызвал споры: многие, в том числе и гости, считали, что на этот раз для детей надо сделать исключение: ведь это не обычные похороны.
...На экране появился Михаил. Он улыбается, приветствует друга, а вот он бежит, вот взбирается на скалу, вот висит на веревке, беседует с односельчанами, занимается со своими студентами, поет, с бокалом в руке произносит заздравный тост... думает, размышляет... Спортсмен, педагог, путешественник, чемпион, сильнейший из сильнейших, тамада, наставник, верный и надежный друг, супруг... На экране возникли горы... вершина Бангуриани и Михаил, глядящий на нее снизу.
— Товарищи,— зазвучал в микрофоне голос председателя сельсовета Бенэдиктэ Ратиани,— сейчас на Бангуриани в честь Миши загорится костер.
Через несколько минут на вершине Бангуриани действительно запылал огонь. Это воспитанники Михаила, первые выпускники отделения альпинизма Грузинского института физкультуры Гайоз Чартолани, Гела Гугава, Дженери Гварлиани, Ладо Гурчиани, Валери Ратиани, Закро Мушкудиани и младший брат Миши — Бека Хергиани, поднялись на вершину, посвятив восхождение его памяти.
С вершины Бангуриани взвились в небо тринадцать зеленых ракет (тринадцатилетним он впервые поднялся на Бангуриани) и через несколько минут — тридцать семь. Тридцать семь лет отпущено было ему. Тридцать семь коротких и ярких, озаренных добром и славой лет.
...Бангуриани прощалась с ним. Вершины Кавкасиони прощались со своим сыном.
Во дворе всю ночь сидели люди. Эти люди не были ни родственники Миши, в нарушение обычая, ни близкие дому. Их даже не знали здесь, в Сванэти. Но они знали Михаила, слышали о нем и прибыли проститься с ним.
***Бекну Хергиани, Чичико Чартолани, Годжи Зурэбиани, Алмацгир Квициани — эти четверо всегда держались вместе и сейчас вместе стояли в центре главной площади Местиа, в почетном карауле у гроба на тигриных лапах.
Женщины, закутанные в черные покрывала, душераздирающе причитали:
Повидаешь ты Резо Хергиани Минаан,
Младшего Михаила повидаешь,
Илико Габлиани повидаешь,
И Тиканадзе Гурама тоже.
Всех их там повидаешь, Минаан,
Только мы тебя уже не увидим,
Не встретим, горе нам, Минаан...
Белее полотна, с запавшими исцарапанными щеками Кати Барлиани не соображала, что творится вокруг нее, что происходит на площади. Какой-то странный туман, давящий, плотный, уносил ее в бесконечность и мрак.
Она способна была лишь вспоминать — вспоминать прошедшие дни, минувшее время жизни, которой больше нет. Зачем, к чему вспоминать, ведь она уносится куда-то в черную бесконечность... И все же она вспоминала. Мелочи, детали — все было озарено каким-то далеким золотистым светом, далеким и чуждым ей.
...— Ты просто обленился, в последнее время ты очень обленился...
— Да чего ты хочешь, чего ворчишь, оставь меня в покое...
— Я хочу, чтоб ты выспался наконец и пробудился бы от этой спячки, вот чего я хочу.
— Выгоняешь меня из дому? Зачем ты так торопишь меня, просто не понимаю!..
— Самолет не будет тебя ждать, так и знай. Я все уложила, как ты сказал, все готово.
— Ты просто хочешь побыстрее от меня избавиться, вот и все. Никогда раньше ты не торопила меня так...
— Раньше? Раньше не нужно было, вот и не торопила, а теперь, я вижу, хочешь опоздать. У тебя, по-моему, нет прежней охоты, может, ты просто устал, не знаю... Или не хочешь ехать? Если не хочешь, пойди и скажи, так, мол, и так, не хочу. Не могу. Кого ты стесняешься? А самолет ждать тебя не станет, сам знаешь.
— О-ох, вот пристала! Уж когда ты пристанешь, спасения нет. Хорошо, хорошо, где мой рюкзак?
— Можно подумать, я уезжаю за границу, а не ты. Ты едешь за границу, не я. Я бы с удовольствием поехала! Даже одна.
— Так поедем!.. Сказала бы раньше, разве б я тебя не взял?! Ничего, вот как вернусь, заберу тебя куда-нибудь, поедем вместе куда хочешь, хорошо? Но все же почему ты меня сейчас гонишь? Избавиться хочешь, да? — Он улыбается, как только он один умеет улыбаться — теплой, открытой улыбкой. (Господи, какая у него была улыбка!.. Была?..)
Он встал, оделся. Но все же это не тот, прежний Чхвимлиан, нет, не тот!.. Вроде бы такой же, как был, но чего-то, совсем-совсем малого чего-то нет, какая-то свечечка погасла в душе... не погасла, теплится тлеет едва-едва... то вспыхивает, то угасает, будто и прежний Чхвимлиан, да нет, не тот...
— Чего ты молчишь, скажи мне что-нибудь... Скажи, что тебе привезти. «Что привезти?!»
— Ничего, Чхвимлиан, ничего...
— Шарф хочешь, красивый?
— Нет.
— Туфли?
— Нет.
— Тогда сумочку, да? Или, может, пальто хочешь? Нарядное, модное?
