Нестор Махно - Русская революция на Украине
Глава XV
Экстренный вызов меня в штаб Егорова и гибель нашего боевого участка
Момент был самый напряженный: украинская шовинистическая организация как бы умерла, — ни слова не говорит. Члены ее пошли за массой, молча выполняя то, что от них требовалось.
Наладили артиллерию, пехоту. Думали выступать, но у пушек не оказалось панорам. Дали телеграмму Белинкевичу: не может ли он снабдить нас новыми панорамами? Не получили ответа. Ночью украинский соц. — революционер — агроном Дмитренко[3] с двумя юношами, ярыми украинцами П. Коваленко и Микитой Конопля, выехал за Гуляй-Поле и перерезал все телеграфные и телефонные провода — и этим лишил меня связи со штабом красноармейского командования. Ставлю в известность всех крестьян об этом гнусном деле. Через несколько часов связь восстанавливается. От Белинкевича сообщают мне, в каких ящиках и в каком вагоне должны быть панорамы и запасные принадлежности к орудиям и пулеметам. Все разыскивается и передается куда следует.
Тем временем в Гуляй-Поле и на районе появилась прокламация украинских социалистов-шовинистов, разъясняющая союз Центральной Рады с «братьями» немцами, помогающими сынам Украины «вызволить Украину от ига кацапiв»… Прокламация эта заканчивалась призывом к населению помочь Центральной Раде и братским немецким и австро-венгерским армиям добить врага…
В то же время пронесся слух среди гуляйпольцев о том, что немецкие войска на своем пути уничтожают все села и города, население которых выступает против них и Центральной Рады. И, наоборот, все то население, которое присоединяется к ним, немцы снабжают всем необходимым, и в первую очередь сахаром, обувью и мануфактурой. Все чаще и громче начали среди населения слышаться возгласы: — а что, если и в самом деле немцы сжигают села?.. Они сожгут тогда и Гуляй-Поле!.. Куда денутся наши дети, родители?! И за этими возгласами выпаливалось кем либо из агентов Рады слово «делегация» и быстро подхватывалось оно и передавалось от одного к другому, среди тружеников Гуляй-Поля.
Услыхав это слово, я обратил на него должное внимание. Созвал членов Рев. Комитета и Совета Крест, и Раб. Депутатов и Группы Анархо-Коммунистов и предложил выпустить, листовку под лозунгом: «Как дело измены, как совесть тирана „весенняя“ ночка темна»… и устроил митинг для всего населения, чтобы разъяснить ему провокаторский смысл слова «делегация», и прочее.
В это время я узнал, что из рядов Центральной Рады в Гуляй-Поле прибыло несколько человек, под видом, что они, когда ехали еще с внешнего фронта, попали в руки большевиков и только теперь освободились, узнал также о том, что из Гуляй-Поля под руководством отца одного из только что прибывших якобы от большевиков, некоего Тихона Быка, намечается делегация к немецкому командованию.
Поэтому я просил товарищей скорее собрать митинг, а сам разыскал Тихона Быка и расспросил его об этой делегации. Он долго не сознавался мне, а когда увидел, что выхода нет, то заявил, чтобы я этого не касался: это, дескать, дело народа. Я оставил его в покое, заявивши, что за такое народное дело сам народ оторвет тебе и всем, кто будет тебя защищать, головы…
Была выпущена листовка и собран всеобщий митинг, на котором все части постановили скорее выступить на фронт.
Во время митинга мне из штаба принесли телеграмму от командующего красногвардейскими отрядами Егорова: прибыть в экстренном порядке в его штаб по линии Верхний Токмак-Федоровка.
Спешно я выезжаю в коммуну №1, членом которой числился. Откуда мне в то же время сообщили, что туда явилось на автомобилях около десятка пьяных красных матросов из штаба резервных красных войск «Юга России». Они подстрелили одного члена коммуны. И необходимо было их оттуда выдворить без боя. С этой целью я заехал в коммуну и уговорил матросов уехать. А из коммуны направился прямо на станцию Пологи и далее поездом прямо в штаб Егорова.
Однако, на полдороге я узнал, что штаб Егорова отступил из этого участка по направлению Юзова, поэтому я спустился по ветке Верхний Токмак — Цареконстантиновка. В Цареконстантиновке я встретил отступавшего из Полог со своим резервом Белинкевича, который тоже потерял связь со штабом Егорова и надеялся связаться с ним только к ночи.
Я был встревожен тем, что не встретился с командующим Егоровым в рассчитанное время, а сознание, что мне нужно быть в Гуляй-Поле к утру 16 апреля во что бы то ни стало, усилило эту тревогу… И я решил было не разыскивать местонахождение штаба Егорова, а вернуться в Гуляй-Поле. Но тов. Белинкевич сказал мне, что «если тов. Егоров вызвал вас к себе, то постарайтесь видеться с ним до выступления на фронт. Он вероятно решил ваши силы не вводить в бой на Чаплинском участке. Этот участок нами уже очищается».
Этими сведениями тов. Белинкевич меня поразил. Но делать нечего. Я решил ждать глубокой ночи, когда тов. Белинкевич свяжется со штабом Егорова.
Часов в 9 вечера я послал в Гуляй-Поле в штаб и копию Рев. Комитету телефонограмму-предупреждение, что я задержался на неопределенное время.
А в 12 часов ночи я получил сообщение из Полог через Цареконстантиновку, что Гуляй-Поле предательски сдано немцам и шедшим с ними, в качестве разведчиков, отрядам Центральной Рады.
Этому странному сообщению я не поверил: на нем не было никакой подписи. Однако, в час ночи, я связался с телефонной станцией Пологи, запросил: от них ли следовала для меня телеграмма в 12 часов? Получили ответ телефонистки: «Да. Ко мне зашли два вооруженных молодых парня, и один из них передал полученную вами телефонограмму. Подпись отказался дать».
Я попытался связаться с Гуляй Полем, но получил ответ, что Гуляй-Поле не отвечает. Я собираюсь к выезду в Гуляй-Поле, но в это время штаб Белинкевича прислал мне сведение о том, что штаб Егорова находится на станции Волноваха. Расстояние недалекое, — в 45-50 верстах от стан. Цареконстантиновка. Я направляюсь на Волноваху.
Но за это время штаб Егорова снялся и направился на ст. Доля. Я начал справляться по телеграфу: надолго ли задержится на этой станции штаб Егорова? Ответ получил, что штаб Егорова взял направление на г. Таганрог.
Я бросаю аппарат и выхожу к паровозу. В это время подходит к станции штабной эшелон Белинкевича. Из него выскакивает мой племянник (сын старшего моего брата) Фома, с растерянным видом и подает мне письмо. Быстро разрываю конверт. Вижу: письмо с запозданием. Читаю:
«Нестор Иванович. Как только ты выехал из Гуляй-Поля, Тихон Бык с несколькими шовинистами выехал из Гуляй Поля тоже… В Гуляй-Поле носится молва двоякого рода: одни предполагают, что они выехали по твоим следам, чтобы предательски убить тебя… На всякий случай будь осторожен на обратном пути, в особенности на Пологовской станции. Другие же предполагают, что Т. Бык выехал в качестве тайной делегации от Гуляй-Поля навстречу немецким войскам. Я посылал двух наших друзей к Быку домой. Жена сказала, что он уехал к родичам на два дня… Сейчас, когда я пишу эти строки тебе, мне сообщили, что в Гуляй Поле прибыла какая то делегация от отрядов Центральной Рады и немецкого командования. Но пока что скрывается, к народу не показывается. Я принял все меры, что бы схватить эту делегацию… Но не знаю, удастся ли. Приезжай скорее ты сам. Без тебя здесь грустно и тяжело….
