Нестор Махно - Русская революция на Украине
Обзор книги Нестор Махно - Русская революция на Украине
Русская революция на Украине
Первая книга
(с марта 1917 года по апрель 1918 года)
Посвящаю памяти умерших своих друзей и товарищей по организации украинских революционных тружеников и по совместной борьбе за свободное, безвластное коммунистическое общество:
Петру Гавриленко, Александру Калашникову, Моисею Калиниченко, Семену Каретнику, Филиппу Крату, Исидору (он же Петя) Лютому, Алексею Марченко, Савве Махно, Андрею Семенюте, Гавриилу Трояну, Степану Шепелю, Борису Веретельнику, X. Горелику, Павлу Коростылеву (Хундай), Луке Панченко, Абраму Шнейдеру и др.
Все они умерли при разных обстоятельствах, но на одном пути: на пути к завоеванию и осуществлению идеи свободы, равенства и вольного труда.
НесторЧасть I
Вместо предисловия
Выпуская в свет этот первый очерк: «Русская революция на Украине», — я считаю нужным сказать о нем несколько слов.
Во-первых, я считаю необходимым предупредить читателя, что в этом очерке недостает ряда весьма важных и характерных постановлений и воззваний Гуляйпольского Крестьянского Союза, Совета Крестьянских и Рабочих Депутатов и их идейного вдохновителя — Гуляйпольской Крестьянской Группы Анархо-Коммунистов, которая стремясь объединить крестьян и рабочих под своими знаменами, работала среди них, находясь всегда в их авангарде и разъясняя им во время сущность Революционного момента, прямые задачи всех тружеников в нем, задачи наиболее родственного их духу анархо-коммунистического движения.
Во-вторых, в очерке недостает фотографий ряда членов Гуляйпольской Крестьянской Группы Анархо-Коммунистов, поместить которые, хотя бы с краткими биографическими очерками, было бы уместно именно на страницах этой части моих записок. Группа по существу своему, является звеном русской революции на Украине и фактическим руководителем родившейся в ее русле «Революционной Махновщины», об идеологии и практике которой я постараюсь, по мере сил своих, дать трудящемуся классу мира, на его обсуждение целый ряд весьма важных вопросов. На страницах настоящего очерка были бы, по-моему, весьма уместны фотографии тех революционеров, которые вышли из трудовых низов и под моим идейным и организационным руководительством создали могучее антигосударственное революционное движение широких украинских трудовых масс, движение, определившееся, как известно, под черными знаменами революционной махновщины.
К великому сожалению, достать фотографии этих безвестных революционных борцов из крестьянской семьи сейчас не представляется никакой возможности…
В общем, очерк вполне отвечает исторической правде о Русской Революции вообще и о нашей роли в ней. Против этой правды могут кричать только те из «знатоков» Русской Революции описываемого мною в настоящем очерке периода, которые, практически и полностью не принимали участи во всех изгибах Революции, но очутившись за ее пределами, успели все-таки и устно и печатно зарекомендовать себя перед революционерами других стран, как людей, знающих Русскую Революцию во всех ее проявлениях, на всех ее путевых изгибах.
Возражения таких знатоков Русской Революции мы отнесем в область непонимания того, о чем и против чего их авторы могут стать на дыбы.
Об одном лишь приходится пожалеть мне, выпуская этот очерк в свет: это — что он выходит не на Украине и не на украинском языке. Культурно украинский народ шаг за шагом идет к полному определению своего индивидуального своеобразия и это было бы важно.
Но в том, что я не могу издать своих записок на языке своего народа, вина не моя, а тех условий, в которых я нахожусь.
Нестор Махно.
1926 г.
Р.S. Считаю своим долгом выразить глубокую товарищескую благодарность французскому товарищу Евгению Венцелю, оказавшему мне неоценимую помощь, позволившую мне найти время выделить этот очерк из общих моих записок, составить его и дать в печать.
Н.М.
Глава I
Мое освобождение
Группа узников Бутырской тюрьмы, освобожденных после Февральской революции 2 марта 1917 г.
В первом ряду слева Н.И. Махно. В ногах у бывших арестантов кандалы.
Русская Февральская революция 1917 года раскрыла все тюрьмы для политических заключенных. Не может быть никакого сомнения в том, что этому содействовали главным образом вышедшие на улицу вооруженные рабочие и крестьяне, частью в синих блузах, частью же переодетые в серые солдатские шинели.
Эти революционные труженики требовали проведения в жизнь амнистии в порядке революционных прав и настояли перед социалистами-государственниками, образовавшими в это время вместе с либеральной буржуазией Временное революционное правительство и пытавшимися подчинить революционные события своему уму-разуму, чтобы их требования как можно скорее были осуществлены. Социалист-революционер А. Керенский, как революционный министр юстиции, не замедлил выполнить это требование трудящихся. В течение нескольких дней все политические заключенные были освобождены из тюрем и, таким образом, получили возможность взяться за продолжение своей живой работы среди трудящихся села и города — работы, которая была начата ими в тяжелые годы подполья.
Вместе с этими политическими невольниками, которых царскопомещичье правительство России замуровало в сырые застенки тюремных казематов с целью вырвать из трудовой семьи передовой элемент и этим убить в ней инициативу вскрывания лжи царскопомещичьего строя и которые теперь снова очутились на свободе в рядах борющихся рабочих и крестьян против самодержавия, был освобождения.
Восемь лет и 8 месяцев моего сидения в тюрьме, когда я был закован (как бессрочник) по рукам и ногам, сидения, сопровождавшегося временами тяжелой болезнью, ни на йоту не пошатнуло меня в вере в правоту анархизма, борющегося против государства как формы организации общественности и как формы власти над этой общественностью. Наоборот, во многом мое сидение в тюрьме помогло укрепить и развить мои убеждения, с которыми и за которые я был схвачен властями и замурован на всю жизнь в тюрьму.
С убеждением, что свобода, вольный труд, равенство и солидарность восторжествуют над рабством под игом государства и капитала, я вышел 2 марта 1917 года из ворот Бутырской тюрьмы. С этим же убеждением я бросился на третий день по выходе из тюрьмы, там же в Москве, в работу Лефортовской анархической группы, ни на минуту не покидая мысли о работе нашей Гуляйпольской группы хлеборобов анархистов-коммунистов, работе, начатой ею одиннадцать-двенадцать лет тому назад и, несмотря на величайшие потери передовых ее членов, продолжающейся, как мне друзья сообщали, и сейчас.
