Михаил Пантелеев - Агенты Коминтерна. Солдаты мировой революции.
Большинство ЦК, состоявшее, кроме П. Ромо, из Р. Гиольди, Николаса Казандьевы, Мигеля Бургаса, Марселино Пунье и Луиса Риккарди, приняло решение о сепаратной отправке в Москву «товарища Гиольди, чтобы поставить сформулированные проблемы и потребовать на основе своего доклада немедленного прибытия товарища Пенелона»[296].
С отъездом 27 октября (по другим данным, 28 октября) Р. Гиольди из Буэнос-Айреса П. Ромо утратил большинство в ЦК — сменившее его неустойчивое равновесие позволило X. Пенелону перейти в на
ступление.
30 октября его фракция, захватив помещение Центрального комитета КПА, с помощью центристов и руководителей двух региональных комитетов добилась принятия резолюции о приостановке работы фракции большинства в ЦК до решения низовых организаций. Затем, стремясь приблизить желательную развязку, X. Пенелон от имени своих сторонников направил в Москву по существу ультимативную телеграмму. Формально он обращался к В. Кодовилье, а фактически к руководству Коминтерна. «Сложилась безвыходная ситуация, — утверждалось в ней. — Мы твердо решили не работать больше с элементами большинства Центрального комитета. Они фальсифицировали документы, они глумились над резолюциями Центрального комитета, которые они же и приняли, они умышленно игнорировали документы, они посылали по телеграфу ложные тексты, пытаясь создать впечатление, что это резолюции Центрального комитета. Ты очень хорошо знаешь, кто такие Ромо, Риккарди, Пунье и другие. Наибольшую ответственность несут Гиольди и Раймонд. Мы не можем допустить, чтобы четыре интригана-карьериста играли с партией и разрушали то, что было достигнуто после десяти лет труда. Перед лицом этих фактов нет другого решения, кроме немедленного исключения этих четырех элементов, и если станут утверждать, что они достойны быть в рядах коммунистической партии, тогда надо исключить нас».
В ответ на действия группы X. Пенелона 31 декабря 1927 года большинство преобразовало себя в новый Центральный комитет. Раскол приобрел организационные формы.
Вернувшегося из командировки Бориса Михайлова В. Кодовилья встретил с нескрываемой враждебностью. На состоявшемся 27 октября заседании Латинского секретариата в присутствии Б. Васильева, Ф. Бийу, И. Степанова, А. Де Бука, и М. Хеймо он прямо обвинил только что выступившего с отчетом Вильямса «в проведении фракционной работы тайно от ЦК партии, а также Южноамериканского секретариата»[297]. Кодовилья требовал прояснить вклад Вильямса в создание в партии «отравленной атмосферы, где интриги играли достаточно большую роль». Не отрицая теперь уже очевидного — обострения в ЦК КПА политических разногласий, — он утверждал, что «эти политические разногласия, которые, с другой стороны, как следует из доклада Вильямса, не столь уж серьезны, можно было разрешить, не вызывая никакого кризиса, посредством дискуссии, абсолютно нормальной в руководящих органах самой партии, или же в низовых организациях, если бы к ним не добавились интриги Вильямса»[298]. В качестве пособника Вильямса по фракционной деятельности В. Кодовилья указал на генерального секретаря партии Педро Ромо. В то же время он ни словом не обмолвился о наличии конфликтных отношений между X. Пенелоном и оставшимся в Аргентине представителем Профинтерна итальянцем Иво Анеельми (наст. фам. Адзарио). Между тем в отправленном В. Кодовилье в начале августа из Буэнос-Айреса письме X. Пенелон так разюмировал свое мнение о московских эмиссарах: «Откровенно говоря, Профинтерн нам оказал плохую услугу, послав в Латинскую Америку такого представителя, как Ансельми. С другой стороны, после того, что я тебе сказал в письме, я утверждаю также, что К. И., прислав нам Вильямса в качестве представителя, оказал нам еще одну плохую услугу, ибо он несет большую ответственность, чем Ансельми, за ситуацию, в которой находится партия, поскольку умнее и способнее, чем Ансельми»[299].
Ровно через два месяца В. Кодовилье представился случай продемонстрировать свою неприязнь Борису Михайлову самым грубым образом. Он и другой коминтерновский аппаратчик, швейцарец Эдгар Boor (псевдоним Щтирнер) помешали последнему ознакомиться с содержанием телеграммы ИККИ компартии Аргентины. Текст этой телеграммы обсуждался оод руководством И.П. Степанова и» присутствии приехавшего Р. Гиодвди в помещении Латинского секретариата, и когда случайно зашедший туда Вильямс взял В руки лист бумаги с проектом, В, Кодовилья буквально вырвал его из рук, бросив: «Это не для вас», а Э. Воог «в повышенном тоне» потребовал, чтобы он убирался. И. П. Степанов попытался успокоить присутствовавших, но затем, уступив давлению, предложил Вильямсу покинуть комнату.
27 декабря 1927 года Вильямс обратился с заявлением в Малую комиссию ИККИ. «Я, самым решительным образом протестую против подобного отношения, — писал Михайлов. — Я вижу в этом формальное подтверждение той линии грязных личных нападок, которую, ведет против меня т. Кодовилла, старающийся прикрыть раскольнические действия правого меньшинства атаками на отдельных т[овари]щей и потопить политические] разногласия в КПА в скверной склоке, клевете и фантастических обвинениях против меня».
В объяснительной записке И. П. Степанов признал, что неоднократно был свидетелем некорректного поведений В. Кодовильи по отношению к Б. Михайлову. Однако его попытки урезонить В. Кодовилыо, как видно из инцидента, успеха не имели[300].
Для разбора «дела об оппозиции» Исполком Коминтерна сформировал в январе 1928 года аргентинскую комиссию. В. Кодовилья, оговорившись, что он не является ни «пенелонистом», ни сторонником большинства, повторил против Б. Д. Михайлова обвинение во фракционной деятельности. Однако к тому времени большинство низовых организаций партии успело высказаться против группы X. Пенелона и аргументы Обвинения сильно девальвировались. Комиссия поддержала Б. Д. Михайлова, передав собранные ей Материалы на суд Президиума Исполкома Коминтерна. Вердикт был вынесен 9 апреля. По всем спорным вопросам была признана правота большинства ЦК КПА. «Относительно позиции представителя Коминтерна, — говорилось в постановлении, — Президиум считает, что его политическая линия и борьба против опасности оппортунизма в партии были оправданны и необходимы; оправданны также были посланные им вовремя в Коминтерн сигналы об этой опасности. Зато в применении этой линии он допустил несколько ошибок, которые по ряду вопросов совпали с ошибками большинства ЦК. Что касается дискуссии по вопросу о телеграмме, Президиум отмечает, что представители Коммунистического интернационала во все времена имели право посылать телеграммы в К. И., не информируя о них Центральные Комитеты, к которым их прикомандировывали, или же уведомляя о них ЦК или индивидуально некоторых из членов ЦК лишь в той мере, в какой сочтут необходимым. Однако телеграмма представителя ИККИ от 13 июня 1927 года по форме была ошибочна, как и уклонение от выполнения инструкций, содержавшихся в телеграмме Исполкома Коминтерна от 23 июня 1927 года, касавшихся немедленной отправки в Исполком детальных докладов большинства и меньшинства относительно политических разногласий. Но Президиум придерживается того мнения, что вопрос о телеграмме есть вопрос второго или третьего порядка, недопустимо выдвинутый на первый тан группой Пенелона, чтобы замаскировать политические дискуссии определяющего характера»[301].
