Дмитрий Старостин - Американский Гулаг: пять лет на звездно-полосатых нарах
Можно, конечно, вспомнить Нельсона Манделу или Николая Морозова, которые, проведя половину сознательной жизни в неволе, не утратили душевной стойкости и жажды действия. Но то были люди исключительные, а Хэррис — обычный человек. Первые годы он сопротивлялся по-своему: бунтовал, не подчинялся приказам, дрался с другими заключенными и с охраной. Около года Хэррису пришлось провести в Саутпорте, штрафной тюрьме для злостных нарушителей режима.
Постепенно Майкл Хэррис присмирел, утих. Речь его стала медлительной, походка — неторопливой. Проведя пятнадцать лет в неволе, Хэррис почти безучастно воспринял известие о смерти матери — единственного близкого человека, который о нем помнил. Конечно, он подал прошение, чтобы ему разрешили присутствовать на похоронах. Обычно даже осужденных за убийство в штате Нью-Йорк допускают на похороны близких родственников — конечно, в наручниках и под присмотром Двух вооруженных конвоиров. Но Хэррису было отказано. Кладбище, где хоронили его мать, находилось в таком районе, где «конвоиры не могли обеспечить безопасную транспортировку осужденного».
Последние годы своего двадцатипятилетнего «минимума» Майкл Хэррис отработал на кухне. Именно с этим видом деятельности он решил связать свою будущую жизнь. Хэррис не мечтал уже, как двумя десятилетиями раньше, о новых дерзких ограблениях, о сверкающих «Мерседесах» и доступных женщинах. Он с безразличием слушал разговоры новичков об этих вещах. Идеал Хэрриса был теперь вполне будничным: выйти на волю и устроиться работать в «Макдональдс». «Хорошая компания, — повторял он. — Дают медицинскую страховку, через два года можешь стать помощником менеджера, потом менеджером, а если будешь очень хорошо работать, пошлют за счет фирмы в Чикаго. У них там целый университет есть, где готовят людей для главного офиса, это уже в галстуках и все такое. Называется Hamburger University».[39]
Другие заключенные, кстати, над Хэррисом не смеялись. Хотя иные считали, что лучше умереть бандитом, чем исполнительным служащим белых эксплуататоров, по-человечески они Хэрриса понимали. Куда уж ему было теперь в бандиты… Казалось, что Хэррис воплощал то смирение, которого система, пусть даже и ценой суровой кары, хочет добиться.
Поскольку у Хэрриса был нефиксированный срок (минимум двадцать пять лет, максимум пожизненное заключение), судьба его была всецело в руках комиссии по условно-досрочному освобождению. Члены комиссии, назначенные губернатором, разъезжают по всем семидесяти тюрьмам штата Нью-Йорк. В каждой тюрьме заключенные, у которых заканчивается минимальный срок, предстают перед комиссарами в течение одного дня.
В семидесятых и восьмидесятых годах большинство осужденных выходили на свободу после окончания минимального срока. Но к концу восьмидесятых общественный климат в США начал меняться. Во время предвыборной кампании 1988 года, когда соперником Джорджа Буша был демократический губернатор Массачусетса Майкл Дукакис, республиканский штаб изготовил рекламный ролик, который впоследствии попал во все учебники политологии.
Республиканские политтехнологи прочли в бостонских газетах об изнасиловании и убийстве белой женщины, которое совершил ранее судимый негр по имени Вилли Хортон. Оказалось, что Хортон, отбывавший срок в одной из тюрем штата Массачусетс, получил краткосрочный отпуск домой «за хорошее поведение». Находясь в отпуске, он и совершил это злодеяние. Республиканцы выяснили также, что временное освобождение заключенных разрешил в Массачусетсе именно губернатор Дукакис.
Спустя несколько дней по всем телеканалам США начали крутить ролик, где первым кадром было зверское лицо негритянского злодея, снятое крупным планом. (Авторы ролика намеренно отретушировали снимок, сделав Хортона чернее, чем на самом деле.) Низкий, почти замогильный голос диктора произносил несколько фраз: как Хортону дали отпуск из тюрьмы и как он насиловал и убивал несчастную жительницу штата Массачусетс. Текст завершался так: «Вы хотите, чтобы этот человек пришел к вам в гости? Тогда голосуйте за Майкла Дукакиса!»
Возможно, Буш выиграл бы и без этого ролика. Но резкое падение рейтинга Дукакиса после истории с Хортоном убедило американских политиков, что обещание не давать спуска преступникам может быть даже не тузом, а джокером в рукаве кандидата.
В 1994 году на выборах в штате Нью-Йорк против действующего губернатора Марио Куомо республиканцы выставили никому не известного Джорджа Патаки, мэра маленького провинциального городка. Большинство аналитиков предсказывали республиканцу верное поражение. Но Марио Куомо, верующий католик, был принципиальным противником смертной казни. Джордж Патаки фактически дал избирателям только одно внятное обещание: «Я включу в штате Нью-Йорк электрический стул!» И одержал победу. Нужно отдать Патаки должное: он не солгал. Смертная казнь была восстановлена первым же указом нового губернатора.
Известие о победе Патаки над Куомо я встретил в баре казино «Тадж-Махал», где расслаблялся после изнурительной игры в двадцать одно. Новость эту я воспринял совершенно равнодушно: какая разница, демократ или республиканец? К моей тогдашней жизни выборы губернатора не имели никакого отношения. Уже полгода спустя, после моего ареста в марте 1995 года, политика «мерзавца Патаки» сделалась для меня постоянным предметом размышлений и разговоров с товарищами по несчастью.
Комиссия по условно-досрочному освобождению очень быстро поняла новую тенденцию. Число освобождаемых стало резко падать. Осужденным за изнасилование, убийство или вооруженный грабеж начали отказывать по одной-единственной причине: «общественная опасность». Даже если человек стал на путь исправления и безупречно вел себя в тюрьме, он был обречен просто из-за своей статьи. Статистику решений комиссии губернатор Патаки публиковал в газетах с комментариями типа: «Пока я у власти, по вашим улицам не будут разгуливать опасные хищники!»
Поскольку не выпускать ни одного человека комиссары все-таки не могли, среди заключенных штата Нью-Йорк сформировалась даже особая мифология: как попасть в число избранных счастливчиков. К примеру, осужденные верят, что лучше всего идти на комиссию в декабре. Считается, что в преддверии Рождества комиссары более милосердны. Некоторые уверяют, что все зимние месяцы хороши, так как в это время в тюрьмы добровольно садятся продрогшие бродяги (как в известном рассказе О’Генри), и Патаки вынужден якобы освобождать для них место.
Время вызова тоже имеет значение. Считается, что лучше всего идти на комиссию в середине дня. Утром комиссары злы, потому что не выспались, а ближе к вечеру — потому что устали и хотят домой.
