Эрик Перрен - Маршал Ней
Император ещё не потерял надежду, он думает о последней попытке. С войсками, которыми он располагает и которые считает верными, Наполеон намерен идти на Париж и атаковать неприятеля. «Несбыточно!» — в один голос возражают маршалы. Никогда они не были так единодушны, как в эти страшные дни в Фонтенбло. 3 апреля Бертье приказывает Нею подвести свои войска к Эссону, а Наполеон приглашает его для разговора: «Если он будет откровенен, я смогу много узнать: он, безусловно, в курсе всего происходящего, все парижские интриги должны доходить до него через тестя и других родственников жены. Конечно, Талейран знает об этой возможности». В полдень во дворе «Белой лошади» появляется возбуждённый Император в своей знаменитой треуголке, надетой несколько набекрень. Он пришёл, чтобы провести смотр войск. Маршалы столпились внизу перед ступенями крыльца. Находящийся в нервном ожидании Ней выпрямляется, когда Наполеон кричит, обращаясь к солдатам: «Мы им докажем, что французы — хозяева своей земли!» Князь Москворецкий живо представляет себе солдатню, вооруженный народ и гибнущий в пожарах Париж. Состояние Нея передаёт его письмо Бертье от 15 марта: «Неужели судьбой ему предписано вечно воевать? Даже если Императору удастся выставить союзников из Парижа, где он остановится? Может быть, на Немане?»
4 апреля во время парада, когда солдаты, проходящие перед Императором, ревут: «На Париж!» — Ней голосом, который, случалось, звучал громче пушек на поле боя, кричит:
— Нас может спасти только отречение!
Он тут же пожалел о вырвавшихся словах. Император сделал вид, что не расслышал, но сразу же удалился в замок, опасаясь большего предательства, чем то, что случилось в Сенате. Он внимательно вгляделся в лицо каждого в своем окружении, чтобы понять, как следует поступить.
Наполеон ходит взад-вперёд по кабинету, где собрались сосредоточенные и молчаливые маршалы. Это Ней, Удино, Лефевр, Монсей, Бертье и Макдональд, к ним присоединился генерал Коленкур. Их семеро против повелителя, и это не слишком много. Легенда описывает происходившее как 18 брюмера наоборот. Людям с воображением сцена напоминает трагедию времён античности, когда восставшие преторианцы вторглись в жилище Цезарей, чтобы завладеть императорской порфирой. Сегюр, не очень добросовестный литератор, что бы о нём ни говорили, старательно и прилежно описал «агонию Фонтенбло». Сам Ней дал пристрастный рассказ, заботясь о том, чтобы предстать в глазах роялистов маршалом, который «спихнул» Наполеона с трона. Его свидетельства не дошли до нас, ведь наш герой не оставил мемуаров, но можно судить о его позиции по документам историков первой Реставрации, опубликованным в 1815 году. Альфонс де Бошан рисует Нея таким злобным, что Наполеон должен был бы пролить реки слез. Граф де Монгайар, двусмысленная фигура контрреволюции, утверждает, что Ней отличался особым упорством, требуя отречения Наполеона. У него хватило дерзости положить руки на эполеты Императора, сдавливая его плечи, объясняясь при этом жёстко и угрожающе.{336} На полотнах Бушо и Берн-Белькура мы видим маленького, побеждённого Наполеона, сидящего в тесном и даже удушающем окружении стоящих маршалов. Это статные, высокие фигуры победителей, с гордыми лицами лидеров. В центре — Ней, преисполненный удовлетворения.
Чтобы лучше представить происходившее, достаточно обратиться к «Мемуарам» Коленкура и Макдональда — участников событий, развернувшихся в Фонтенбло. При этом нужно учитывать, что они оба могли — что вполне объяснимо по-человечески — преувеличивать собственную значимость. Что Ней вёл себя грубо и агрессивно по отношению к Наполеону — в это мы легко можем поверить, ведь он никогда не отличался ни особым послушанием, ни деликатностью. Но он так сильно боялся Императора, что представляется маловероятным, чтобы он нанёс ему прямое оскорбление. Эйме, адъютант Нея, находившийся в Фонтенбло, утверждает, что маршал в это время «не проявлял ни злости, ни ненависти»{337}.
Вначале Ней убеждал Наполеона, что остаётся преданным его династии. Он даже не думает отказываться от клятвы на верность Империи, но он также не собирается настаивать на своем презрении к Франции, существовавшей до 1789 года. По его мнению, отречение должно произойти в пользу Римского короля, но ни в коем случае не о возвращении Бурбонов. «Аристократы быстро напомнят моим сыновьям, что их отец был лишь крестьянином, рядовым гусаром из полка генерал-полковника». Император тут же перечисляет трудности, связанные с его отречением и регентством Императрицы до совершеннолетия Наполеона II: «Моя жена и мой сын не продержатся и часа, наступит анархия, и через две недели у власти окажутся Бурбоны».
Между Неем и Наполеоном началась неприкрытая борьба, настоящее сражение, в которое они вступили с решительностью военных. Теперь князь Москворецкий в отношениях с Императором хотел выглядеть столь же непреклонно, как во время атаки неприятельских редутов. Поддержанный другими маршалами, которые разделяли его взгляды и стремление уберечь Париж от судьбы Москвы, Ней пускается в словесный поединок и даже позволяет себе нападки, когда он почти не контролирует себя, тем более что от него не ускользает обескураженность Императора. «Армия подчиняется мне!» — восклицает Наполеон. Ней в том же тоне возражает: «Сир, армия подчиняется генералам!» Затем, испуганный собственной дерзостью, маршал добавляет: «Не беспокойтесь, мы не будем устраивать заговоры, как в Петербурге», — намекая на дворцовые убийства в России. На наш взгляд, речь идёт об апокрифических высказываниях, ни Коленкур, ни Макдональд не упоминают о них. Скорее всего, маршалы просто опускают глаза, но это уже само по себе означает оппозицию самодержцу. Можно предположить, что «мятежники», не имея возможности возразить вслух, отвечают на его распоряжения красноречивым молчанием. Им удаётся сломить Императора. Наполеон соглашается подписать акт отречения с определёнными условиями. Трижды переписанный акт предусматривает передачу прав сыну, а регентство — Марии-Луизе.
Несмотря на раздражение, растерянность и страх, Ней ещё не был готов к политической измене. Нужный путь ему был указан в Париже, куда он с Коленкуром и маршалом Макдональдом был послан Наполеоном в качестве полномочного представителя, который должен был передать Александру акт отречения. «Остерегайтесь Талейрана, — напутствовал Коленкура Император, — он озабочен только личными интересами. Он постарается обмануть Нея, будьте внимательны, так как амбиции маршала могут стать причиной глупостей, если у него появится надежда на важную роль в новом правительстве. Он ничем не связан, никто не может сказать, что маршал сделает через час». Неужели для защиты будущего режима нельзя было назначить более подходящую фигуру? Император объясняет свой выбор: «Для сражений мне будет его не хватать, он, безусловно, самый стойкий из моих маршалов, но, будучи одним из самых заметных людей в армии, оставаясь военачальником, вызывающим доверие многих офицеров и солдат, он, со своим весомым мнением, окажется более полезным, чем кто-либо другой, в ходе переговоров, конечно, при условии, что пойдёт по правильному пути». Скептически относясь к миссии, порученной этим комиссарам, Наполеон не назначил бы Нея своим полномочным представителем, если, как утверждают некоторые, отношения с маршалом были бы откровенно враждебными.
