Сара Корбетт - Дом в небе
И потом мне захотелось умереть. Через десять секунд все закончилось. Десять невыносимо долгих секунд. Их хватило, чтобы земля загремела и раскололась, образовав пропасть между той, что я была, и той, что стала.
Когда он отпустил меня, я съехала по стене на пол, как тряпичная кукла. Абдулла взял автомат, открыл дверь и выглянул в коридор. Я сидела, спрятав лицо в ладонях и не глядя на него. Потом я сказала, что мне нужно в туалет. Мне отчаянно хотелось спрятаться, выплакаться, помыться. Еще раз убедившись, что в коридоре никого нет, он сказал:
– Иди.
Прежде чем выпустить меня за дверь, Абдулла приставил ствол к моей груди – будто собирался повторить – и предупредил:
– Скажешь кому-нибудь, убью.
И я в этом не сомневалась.
Глава 25. Уловка 22
Все было по-прежнему, но все изменилось. Зеленая штукатурка на стенах была прежней, окна, ставни, решетки, слой грязи на полу, крыша над головой. Джамал принес на ужин такую же, как обычно, хоккейную шайбу консервов. Призыв к молитве из мечети по соседству, гул голосов, бубнящих во дворе строки Корана, – все было прежним. Изменилась только я.
Я неподвижно лежала на матрасе, с ломотой в спине и саднящей болью между бедер. Я не открывала глаз, прикрыв одной рукой лицо. У меня было чувство, что меня выселили из собственного тела, что оно стало слишком тесным для меня. А взамен в мое тело вселилась какая-то чужеродная вредоносная сила. Я была как призрак, бродящий на обломках разрушенного города. Я должна была ненавидеть Абдуллу, но я ненавидела себя. Я вспоминала все промахи, все глупости, когда-либо допущенные мной в жизни. Зачем я поперлась в Сомали? Что я с собой сделала? Восемь недель я занималась самообманом, твердя, что это все временно и скоро закончится. Как бы не так! Шли минуты, часы – ничего не менялось. Становилось только хуже. Я была одна. Одна я была никто. Ко мне вернулись все страхи, что когда-либо мучили меня, даже детские, – я боялась темноты, непонятных звуков. Паника накатывала огромными волнами. Мыслить рационально не получалось. Я думала о том, как приблизить неизбежное. Я гадала, выйдет ли петля из моей простыни в цветочек и можно ли прицепить ее где-нибудь в туалете, чтобы мои мучения быстрее закончились. Он не сможет убить меня, если я убью себя первой.
Я пролежала так два дня, поднимаясь только для того, чтобы сходить в туалет, изобразить мнимую молитву и выпить воды. Я все-таки не могла решиться на самоубийство, но интереса к жизни тоже не испытывала.
На третье утро я с тоски оставила для Найджела довольно легкомысленное сообщение. Я не стала писать о случившемся, просто пожелала ему доброго утра. Если притворяться, что утро доброе, может быть, оно действительно станет добрым? Я стукнула в стену, снова легла на матрас и стала ждать ответного стука. Мой взгляд заскользил по комнате – безобразный пол, соломенный свет, пробивающийся сквозь решетку на окне, все как обычно. И все же… Неужели все так плохо? Неужели мне в голову не придет ни единой позитивной мысли? Должно быть что-то хорошее, стоящее того, чтобы о нем думали. Надо только дождаться, и оно даст о себе знать. И ожидание началось, пустило корни. И это ожидание заменило мне позитивное мышление.
Позже я встала и зашагала по комнате. Сделала круг, затем второй. Движение явно шло мне на пользу, оно давала цель. Мои босые ноги передвигались неторопливо, размеренно. Одной рукой я приподнимала длинный подол платья, чтобы не наступить на него. Я разговаривала с собой, и слова передавались прямо мне в ноги. Я выберусь отсюда. Все будет хорошо. Эти слова несли утешение. Я твердила их, как заклинание, и двигалась. В кои веки я радовалась, что меня держат в такой большой комнате. Я наворачивала круги и не видела причины останавливаться. Заглянул Хассам – он пришел, чтобы учить со мной новую суру. Видя, что мой Коран лежит на подоконнике, но я не делаю попыток взять его, Хассам озадаченно постоял, поглядел на меня и вышел. Я была уверена, что никто из них не знает, что сделал со мной Абдулла. Когда наступил полдень – жаркие тихие часы, которых я теперь боялась, – я все ходила, потея, как олимпиец. Джамал принес чай и бутылку воды. Пару раз Мохаммед открывал дверь, усмехался и снова исчезал. А между тем я готовилась к побегу. Я изгнала неуверенность из своих планов, а также отчаяние, трусость и невнятные оговорки, которые обычно ее сопровождают. Раньше я думала: «Если я выберусь отсюда, то буду добрее, щедрее» – и прочее в том же духе. Теперь я думала: «Когда. Когда я выберусь отсюда… Когда я вернусь домой, я буду обнимать отца сто раз на дню. Мы с мамой поедем в Индию, где она всегда мечтала побывать. Я буду есть здоровую пищу, поступлю в университет, встречу мужчину, который будет меня любить, сделаю для людей что-нибудь важное. О Сомали я буду рассказывать друзьям. Это не будет счастливая история, но история с концом». Так, накручивая круги по комнате, я придумала себе будущее и решила, что буду за него держаться.
Не прошло и нескольких дней, как Абдулла явился снова. Как и в первый раз, он схватил меня за шею и толкнул к стене, уничтожая всю накопленную мной решимость. Через несколько дней все повторилось, и так еще много раз. У меня было ощущение, что он грабит меня, высасывает из меня жизнь. Порой он только бил меня и уходил.
Шесть-семь часов в день я шагала по комнате. Иногда быстро, иногда медленно. Подошвы моих ступней огрубели. Мои следы образовали на грязном полу неровный овал, миниатюрную беговую дорожку. Я делала перерывы, чтобы впить воды и сходить в туалет. На время молитвы я тоже прерывалась, но сидела на матрасе, не утруждая себя дополнительными телодвижениями. Несколько раз в день я меняла направление, чтобы сменить нагрузку на ноги. Со стороны, наверное, я напоминала животное в состоянии стресса, мечущееся по клетке, но сама я если не чувствовала, то верила, что становлюсь сильнее. «Я выберусь отсюда, все будет хорошо», – твердила я себе. Я надела на руку мужские часы – подарок Дональда. Знать время вдруг стало важным. Это позволяло планировать. Глядя на часы, я думала: «Так, сейчас восемь часов. Я похожу до полудня, а затем пойду приму душ». Ходьба помогала бороться с отчаянием. Мое тело превратилось в систему жестких мышечных жгутов и узлов. Время от времени меня останавливал Хассам, чтобы заучить со мной новую порцию из Корана. Когда он уходил, я возвращалась на круг, в котором черпала утешение. И всякий раз, слыша, как за окном протестует маленькая Майя, я мысленно выражала свою с ней солидарность.
Когда явился Дональд, я стала упрашивать его вернуть обратно Найджела. Он спокойно отвечал, что Коран запрещает совместное проживание мужчины и женщины, если они не являются супругами.
