Владимир Литтауэр - Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911—1920
Провалы тайных организаций, страх перед деятельностью ЧК привели офицеров в Белую армию. Они были профессиональными военными, великолепно обученными и образованными, поэтому Гражданская война длилась больше двух лет, и временами казалось, что перевес одерживают белые.
В феврале у нашей семьи возникли серьезные проблемы с новой властью. Все началось с сына нашей кухарки. Этот двадцатилетний юноша, солдат Красной армии, в течение нескольких лет жил в нашем доме. Он был хорошим парнем, пока не поддался большевистской пропаганде. Он полностью пересмотрел взгляды на жизнь, стал наглеть прямо на глазах. В конечном итоге он подал на нас в народный суд, выставив в качестве обвиняемых отца и меня. К сожалению, обвинения в мой адрес были справедливы. Он заявил, что, когда по улице шел полк красноармейцев, я, выглянув из окна, воскликнул: «Шайка бандитов!» Так и было. Затем он обвинил меня в хранении оружия, что в то время было запрещено. И это тоже было правдой. У меня было несколько немецких винтовок, браунинг, который я всегда носил в кармане, и револьвер, который я подобрал на платформе железнодорожной станции Дно. Все это выглядело очень подозрительно и наводило на мысль о готовящемся восстании. К счастью, все обвинения против моего отца были надуманными и благодаря этому мы выиграли дело в суде. У отца был большой жилой дом в центре города, и сын кухарки обвинил отца в том, что в подвале этого дома отец хранит запасы продовольствия. Если учесть, что в городе ощущалась сильная нехватка продуктов, наличие такого подвала являлось серьезным нарушением.
Заседания районного народного суда проходили в национализированном частном доме; комнатой для заседаний служил бывший танцевальный зал. В состав суда входили три человека: матрос, солдат и рабочий. Заседание открылось слушанием дела моего отца. Кухаркин сын выдвинул обвинения. Его никто не поддерживал, даже собственная мать была против сына. Вторым выступал свидетель с нашей стороны, управляющий отцовским домом, в котором находился этот пресловутый подвал. Управляющий обладал хитрым крестьянским умом, а черная окладистая борода придавала ему респектабельность. Кроме того, как вскоре выяснилось, он был прекрасным актером. Войдя в зал, где проходило заседание суда, он остановился у двери и повернулся к углу, в котором обычно висела икона. Хотя никакой иконы не было и в помине, он медленно перекрестился и с наивным видом, свойственным только детям и старикам, медленно прошел через зал к судейскому столу. С достоинством поклонившись каждому судье в отдельности, он скрестил на груди руки и застыл подобно монолиту. Председатель суда коротко повторил предъявленные обвинения, а затем спросил:
– То, что рассказал этот товарищ, правда?
Управляющий пристально посмотрел на солдата, затем повернулся к судьям и сказал:
– Прости его Господи!
Дело было выиграно в один момент, настолько впечатляющей была эта картина. Все, что было сказано после, уже не имело значения. Судьям стало ясно, что солдат врет, и мой случай даже не стали рассматривать, чтобы не тратить время впустую.
Весной начался террор, в первую очередь направленный против бывших офицеров царской армии. Хотя я не входил ни в одну из тайных организаций, я подпадал под подозрение уже за то, что был офицером царской армии. В те дни арестованных только по подозрению расстреливали с не меньшим успехом, чем членов тайных организаций. Были убиты тысячи офицеров. Когда за мной пришли первый раз, я, словно почувствовав неладное, за несколько дней до этого ушел из дома. Какое-то время я ночевал у друзей, ежедневно меняя квартиру. Меня это очень мучило, поскольку я невольно превращал друзей в своих сообщников. Удивительно, сколько людей готовы были оказать мне помощь, понимая, какому риску подвергают себя и своих близких.
Но надо было не только найти пристанище на ночь, но еще и обзавестись документами, которые проверяли везде: в театрах, ресторанах, на улице. Требовалось обзавестись документами, в которых бы не фигурировал мой прежний род занятий. Отец устроил меня на работу в страховую компанию «Саламандра». У меня до сих пор хранится документ, свидетельствующий о том, что я являюсь служащим этой фирмы. Только директор знал, кто я такой. Для остальных я был обычным человеком, обедневшим после революции и вынужденным начать трудовую жизнь.
В первые дни работы в фирме произошел случай, который мог иметь самые серьезные последствия. Один из клиентов грубо разговаривал с девушкой, сидевшей за соседним столом. Я не выдержал, встал из-за стола и приказал ему вести себя подобающим образом, пригрозив, что в противном случае его ждут неприятности. Он сбавил тон и, к счастью, не пожаловался на меня. За те несколько дней, что я проработал в страховой компании, мной не переставали восхищаться все работавшие в компании девушки.
По крайней мере дважды в неделю по ночам в квартиру к отцу с обысками приходили чекисты. Неожиданно они пришли днем и чуть не поймали меня. Двое в форме остались на улице, а один в гражданской одежде вошел в дом. Он сказал швейцару при входе, что должен передать мне важное сообщение. Швейцар попался на удочку и доверчиво объяснил, что меня можно найти в страховой компании «Саламандра». Выглянув в окно после ухода посетителя, швейцар увидел, как тот направился к двум стоявшим на улице солдатам. Он тут же побежал к Анне Степановне и все ей рассказал. Страховая компания находилась в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Анна Степановна взяла извозчика и через четыре минуты была у меня. В здании компании были установлены вращающиеся входные двери. Когда я вышел из них с одной стороны, выбегая на улицу, с другой стороны вошли солдаты, которые пришли меня арестовать. Они не знали меня в лицо, и мне удалось скрыться. На этом закончилась моя недолгая работа в страховой компании, однако выданный мне в фирме документ несколько раз выручил меня.
В июле уничтожение офицеров достигло таких размеров, что оставаться в Санкт-Петербурге было равносильно самоубийству. Я решил бежать на юг России, на Украину, которая после революции объявила о независимости. Тогда она была временно оккупирована немецкими войсками.
Орша была ближайшей от Санкт-Петербурга пограничной станцией. Через Оршу проходила граница между территорией Советской России и территорией, оккупированной немцами. Достаточно было пересечь границу в Орше, чтобы попасть в немецкую зону. В прежние времена поезд шел из Санкт-Петербурга до Орши меньше пятнадцати часов. Для поездки на Украину мне требовались документы, доказывавшие, что я не контрреволюционер, что Красная армия не имеет ко мне никаких претензий, медицинская справка и, конечно, виза в паспорте. И это были не единственные документы, позволявшие пересечь границу. Поскольку у меня не было паспорта, я, естественно, не мог получить необходимых бумаг. Можно было купить поддельный паспорт, но он действовал только на неграмотных солдат, проверяющих документы на улице. Без паспорта я не мог даже купить билет на поезд.
