Таня Перес - Дитя дорог
– И те и те. Весной и летом больше детей. А зимой они не могут продолжать и возвращаются домой.
– Что они делают в этих погребах?
– Слушают радио.
– У них есть радио? Это здорово, это действительно здорово!
– Что ты думаешь, наши люди трусишки?! Они готовы сделать все! Даже свести поезда с рельс.
– Как это сводят поезда?! Почему поезда?
– Таня, иногда ты совсем как ребенок! Надо сводить поезда немцев, которые едут на фронт. Это нужно! Обязательно нужно!
– Ясно, понятно! Но как они это делают? Скажи, Мила, а я могла бы это сделать?
– Конечно, только этого мне не хватало! – Говорит Мила. – Моя мама наверно убьет меня из-за того, что я это тебе рассказала.
– Нет, нет, расскажи. Расскажи все. Сейчас, давай!
– Ну, я тебе еще раз говорю. Берут гаечный ключ и молоток. Идут ночью к рельсам и ослабляют все винты.
– И никто их не ловит там?
– До сих пор я не слышала, чтобы там кого-то поймали. Но это делают только маленькие.
– В нашем возрасте?
– Конечно, а почему бы не делать?! Освобождают винт и удирают. Совсем не сложно, но зимой труднее.
– Почему зимой труднее?
– Потому, что все замерзшее! Разве не ясно?!
– Да, ясно. А почему ты туда не идешь и не делаешь этого, если все так просто?
– Только этого мне не хватает! Моя мама должна будет остаться с маленькими детьми и не пойдет на работу?! Тогда кто им принесет еду и что они будут кушать?! Без меня, – продолжает Мила с гордостью. – Без меня, моя мама не сможет пойти на работу! Кто будет заниматься домом? Кто будет стирать и варить?
Мне надоело слушать ее тираду.
– Ну, хорошо, хорошо! Не сердись. Теперь, кажется, и я тебе немного помогаю.
– Ну и ты, конечно, немного помогаешь. Ты же мне как сестра. Ты хочешь быть моей сестрой, Таня?
– Конечно! Давай сделаем кровяной союз.
– А как это делают?
– Прокалывают палец булавкой, и смешивает кровь нас обеих.
– Есть у тебя булавка?
– Нет.
– И у меня нет, у меня никогда не было булавки.
– Хорошо мы это сделаем когда вернемся домой.
Мы продолжаем наш путь молча. Мне всегда трудно ходить, поэтому мы идем очень медленно. Когда мы, наконец, пришли туда, то нашли хозяина довольно таки пьяным, а вся семья занималась мясом зарезанного барашка. Было интересно смотреть, как они это делают. Они процеживали кровь в кишки, из этого потом делали колбасу, которую коптили над костром. С солью и перцем. Откуда у них была соль? Они наполняли кишку, связывали ее с обеих сторон и потом вешали ее над костром. Мясо они разделывали, солили, перчили и вешали. Часть мяса попадала прямо в горшок, который стоял на плите во дворе.
– Мила, у них уже лето! Они варят это на летней плите! А вдруг пойдет дождь?
Мила не обращает внимания на мои вопросы и заходит в дом. Она целуется со всей семьей. Они хватают наши корзины и наполняют их всякими продуктами. Очень осторожно кладут яйца в солому, чтобы они не разбились по дороге. Они не хотят брать у нас денег, мы не протестуем. Я сижу на скамейке и смотрю на них. Что это за люди? Счастливцы, как будто воины и нет вовсе! Как хорошо когда есть большая семья! Вдруг я понимаю, насколько я одинока. Праздник еще не начался. Милочка подошла ко мне и легла рядом на печку. Несмотря на то, что была весна, после обеда было довольно холодно. Хозяин дома налил нам два стакана водки, той самой водки из сахарной свеклы. «Орудие» приготовления стояло в углу комнаты, и водка гуляла по стеклянным трубочкам туда и назад. Это зрелище меня пленило. Не замечая, я взяла стакан, который мне подал хозяин, высокий здоровый дядька с огромными усами. Настоящий коренной украинец.
– Выпей все, девочка. Видно, что ты устала. Это тебе нужно!
Я опрокидываю стакан прямо в горло. Немного печет, но очень вкусно. Сладковато.
– Идите сюда скорее! Посмотрите на эту девулю! Как она опрокидывает стаканы! Это настоящая русская девочка! Правда, Людмила? Эта девочка пьет как русская, не как наша украинка! Ты такого не сделаешь, а Мила, правда?
Милочкиного ответа я не слышу и не понимаю. Я вообще перестаю понимать, где я нахожусь. Пришли гости. Начали петь. Меня положили на печку, а я потеряла любую связь с действительностью. Я слышу очень красивые песни. Я никогда не слышала таких песен. Сплю как убитая. Мне снится мой дедушка. Это все из-за водки.
43.
Спустя несколько часов я проснулась. Мила стукала меня кулаком.
– Танька, Танька, проснись! Уже вечер, мы обязаны сейчас же вернуться!
– У меня кружится голова. Я не могу двигаться. Что вы дали мне выпить?
– Давай, давай, не балуйся. Мы должны вернуться. Моя мама будет очень сердиться!
– Нельзя поспать здесь? Я просто не могу выйти наружу.
– Первое. Спать здесь нельзя! Второе. Мама сегодня дома, а ты знаешь, что это значит.
– Ой! Что же мне делать? Как я выйду на улицу? Я же замерзну.
Я посмотрела вокруг и увидела одурманенных людей, сидящих на полу, на лавках, на стульях. Трое сидели в углу и старались что-то петь. Они повторяли одну и ту же фразу и никак не могли продвинуться дальше. Женщины вышли из дома, наверно, потому, как я не заметила внутри ни одной из них. Они, скорее всего, пошли в соседние дома без мужчин, чтобы спокойно поспать. Похоже, что женщины не пили до полного опьянения. Детей не было. Они тоже исчезли.
Я сразу поняла, что другого выхода нет. Нужно одеваться и выходить. Я нашла свои сапоги, брошенные в каком-то углу. С трудом в них влезла. Мои ноги отекли от жара печи. Они были очень чувствительны к теплу и холоду. Мила уже была полностью одета. У нас были еще и корзины, которые надо было нести. Мы отправились в путь. Растаявший снег оставил нам глубокую грязь на протяжении почти всего пути. Счастье, что у меня были сапоги. Мила шла впереди, неся большинство корзин и узлов, а я плелась за ней.
Мы не разговаривали. Почти всю дорогу мы слышали только самих себя шлепающих по воде. Мне казалось, что этот звук слышен далеко. С моей стороны, очень поздняя ночь. Но, по Милиному понятию, было около двенадцати часов. Когда мы подошли к окраине города, то нашли там место, где можно было помыть наши сапоги и перешли на мостовую. Мила по своей постоянной привычке начала петь во весь голос.
– Молчи! замолчи уже, Милка!
Так мы проходим еще около получаса. Вдруг слышим шаги немецкого патруля, они шагают прямо на нас. Мы слышим их песню:
«Вирь зинд зольдатен… Вирь зинд зольдатен… Вирь зинд зольдатен».
Между прочим, эта песня невероятно красивая, но в этих обстоятельствах не совсем приятная. Мы обе, с корзинами, и вдруг я вспоминаю, что я забыла свой документ дома у Милы. Кроме этого я не уверенна, что у Милы был документ. Вдруг я проявляю находчивость. Говорю шепотом Миле: