Екатерина Коути - Джейн Остен и ее современницы
Она настаивала, что женский разум ничуть не отличается от мужского, просто женщинам не позволяют его развить. А система, в которой один пол целиком и полностью зависит от другого, порочна по своей сути. Раб не может быть добродетельным, ведь для добродетели требуется свобода выбора. В качестве решения проблемы Мэри предлагала равноправие и коренное изменение женского образования, чтобы девочкам было, наконец, позволено не только читать глупые романы, но и развивать интеллект и физическую силу.
Книга Мэри Уолстонкрафт получила огромный резонанс не только в Британии, но и на Континенте и даже в Соединенных Штатах. Ею восторгались, с нею полемизировали, ее поносили. Консерватор Гораций Уолпол назвал Уолстонкрафт «гиеной в юбке», а моралистка Ханна Мур отказалась даже открывать столь мерзостное сочинение. Элиза с Эвериной изнывали от зависти, точно сестры Золушки. «Я вздыхаю при мысли о том, что уже не увижу ее прежней – разве что в лучшем из миров, где тщеславие не развратит ей душу», – писала о сестре Элиза.
Мэри действительно купалась в лучах славы, но ее счастье не было полным. Вот если бы Фюсли смотрел на нее иначе, как на лучшего друга, а не как на назойливую поклонницу! Настоящий стоик, Мэри утверждала, что может контролировать свои чувства. Но Фюсли насмешливо отмахивался – он был уверен, что Мэри хочет заняться с ним сексом. За его спиной Мэри отважилась поговорить с его молодой женой Софией. Она предложила Софии платонический союз: пусть они живут втроем, но Мэри не будет претендовать на тело Генри, лишь на его душу и блестящий ум. Предложение так возмутило миссис Фюсли, что она потребовала от мужа никогда больше не видеться с этой сумасшедшей. Фюсли с легкостью согласился.
Мэри отправилась лечить душевные раны на чужбину, подальше от Генри и его узколобой жены. Ее мятежная душа стремилась во Францию, где революция шла уже полным ходом.
* * *К декабрю 1792 года, когда Мэри приехала в Париж, революционеры лишили короля полномочий и вместе с семьей заключили в тюрьму. Теперь гражданина Людовика Капета готовились судить по обвинению в измене и узурпации власти. Суд над низложенным королем в январе 1793 года стал одним из первых парижских впечатлений Мэри. Из окна она видела печальную фигуру Людовика, ехавшего на встречу со своими обвинителями, и невольно пожалела короля. 21 января 1793 года король был отправлен на гильотину. Мэри не стала присутствовать на казни, но до ее слуха донеслись вопли восторга, как ликовала толпа и растаскивала на сувениры его рубаху.
Уолстонкрафт по-прежнему верила в идеалы революции. Как было в них не верить, если новая власть даровала дочерям право наследовать собственность? Был легализован развод, причем детей после развода чаще всего оставляли с матерью! По контрасту с английскими законами это казалось настоящим чудом! Трудно было представить, что хотя бы где-то женщины могут быть настолько свободны. Мэри словно попала в утопию, в иной мир. Кроме того, общение с известными интеллектуалками, такими как Манон Ролан, Олимпия де Гуже и Теруань де Мерикур, расширило ее кругозор. В Париже Мэри оказалась своей среди своих.
Франция приготовила для гостьи еще один сюрприз. В апреле 1793 года она познакомилась с американцем Гилбертом Имлеем, приехавшим во Францию по торговым делам. Гилберт сразу же очаровал Мэри, и та была счастлива, что наконец-то встретила ответные чувства. От нежных слов они быстро перешли к делу. Примечательно, что в «Защите прав женщин» Уолстонкрафт настаивала, что после брака женщины должны «позволить страстям утихнуть, превратившись в дружбу». Как выяснилось, она просто не знала, насколько ей понравится секс. Она наслаждалась каждым мигом близости, поддразнивала своего любовника, флиртовала с ним. Никогда прежде она не ощущала такого счастья.
Радости плоти стимулировали творческую энергию, и Мэри приступила к новой задаче – она собиралась написать историю французской революции. Но как же трудно анализировать событие, которое разворачивается прямо перед глазами. А уж если отношение к нему меняется с каждым днем…
Если честно, начиная с мая 1793 года, революция все больше вызывала отвращение у Мэри Уолстонкрафт. Она не могла не заметить, как резко ухудшилось положение женщин. Многие из французских интеллектуалок были связаны с партией жирондистов, потому и пострадали, когда жирондистов свергли более радикальные якобинцы. В мае толпа якобинок напала на Теруань де Мерикур – ее окружили, раздели донага и высекли, после чего она повредилась умом. Вскоре была схвачена мадам Ролан, а в конце июля – Олимпия де Гуже: обеих ожидала казнь в ноябре, на самом пике террора. А еще раньше, в октябре, была казнена королева Мария-Антуанетта.
Мэри была поражена таким развитием событий. Кто бы мог подумать, что предсказания Берка начнут сбываться! Революция жадно пожирала своих детей.
Когда начали арестовывать британских граждан, в том числе и радикала Томаса Пейна, Имлей предложил зарегистрировать Мэри в американском посольстве как свою жену. Таким образом она могла жить в Париже, не опасаясь ареста. Этот вариант устраивал Мэри, которая скептически относилась к идее брака. Тем не менее, уже позже, в Англии, она представлялась как «миссис Имлей», так что все друзья поверили, будто они с Гилбертом поженились тайно.
Мадам Ролан в тюрьме. Картина французского художника Жюля Гупи (1875)
14 мая 1794 года Мэри родила Имлею дочку Фанни. Роды были легкими, а материнство приносило ей одну лишь радость. Мэри хвасталась: «Моя маленькая девочка начинает сосать настолько МУЖЕСТВЕННО, что ее отец нахально утверждает, будто она напишет вторую часть “Прав женщин”». Но заботы о новорожденной не помешали Мэри дописать свой труд. Переехав в Гавр на севере Франции, где в то время находился Имлей, Уолстонкрафт завершила «Исторический и моральный взгляд на французскую Революцию». От прежнего оптимизма не осталось и следа. Вместо похвалы революционному режиму она осудила его жестокость.
* * *27 июля 1794 года произошел термидорианский переворот, свергнувший диктатуру якобинцев. Мэри вздохнула с облегчением, когда закончился террор, но ее личные горести были еще впереди. Теперь, когда она ворковала над младенцем, Мэри наскучила Имлею. Его отъезды становились все длиннее, письма – короче. Но сколько бы она ни пропагандировала стоицизм, Мэри не могла так просто отпустить отца своего ребенка. В апреле 1795 года Мэри вместе с Фанни и верной нянькой-француженкой последовала к нему в Лондон. «Я не могу дать ход той ласковой нежности, что теплится в моей груди, пока не пойму по твоим глазам, что это чувство взаимно», – все еще надеялась Мэри.
