Платон Васенко - Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича
Желябужский правил свое посольство в Литве, где вынужден был слушать грубые выходки Льва Сапеги о том, что царь Михаил Федорович «не пошлый, то есть не настоящий государь», и упреки в том, что русские «все крест целовали» королевичу Владиславу. На это наш посланник отвечал: «Это дело бывшее и дальнее и поминать о том непригоже». Наконец, паны дали Желябужскому грамоту, в которой предлагали съехаться послам для переговоров между Смоленском и Вязьмой. В сентябре 1615 года состоялся этот съезд. С нашей стороны послами были: бояре-князья И. М. Воротынский, Сицкий и окольничий А. В. Измайлов. Поляки и литовцы прислали киевского «бискупа» князя Казимирского, гетмана Ходкевича, канцлера Льва Сапегу и Александра Гонсевского. Такой состав уполномоченных не предвещал доброго исхода переговоров. И Воротынский, и Гонсевский были во вражде между собой. При общей обостренности отношений все посольское дело свелось к крупным ссорам и перебранкам, причем поляки не остановились перед угрозой произвести суд над государевым отцом и «над ним и покончить». Неудивительно поэтому, что в январе 1616 года уполномоченные разъехались, не заключив перемирия.
И до переговоров о перемирии, и во время их, и по окончании война продолжалась. Сначала мы повели наступательные действия и неоднократно приходили под Смоленск, однако не могли осадить его и взять по недостатку воинских людей. Но с 1615 года инициатива военных действий перешла к полякам. Они отправили набегом на Русь знаменитого наездника пана Александра Лисовского с отрядом его лисовщиков. Отражать нападение Лисовского было поручено славному вождю Нижегородского ополчения князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. Лисовский, ворвавшийся в русские пределы, напал было на Брянск, но, отбитый от него, захватил Карачев, в котором и укрепился. Пожарский не медлил: он через Белев и Болхов устремился к Карачеву. Тогда Лисовский вышел из Карачева и «пошел верхнею дорогою к Орлу». Пожарский пошел к нему наперерез. Рати сошлись под Орлом «в воскресный день» и стали биться. Но москвичи дрогнули и побежали. Побежали даже и воеводы. Пожарский «не с великими людьми» с Лисовским «на многие часы мало руками не имаючися билися». Наконец, «видя свое неизможение, обернушася телегами и сидеша в обозе», Лисовский отступил на две версты.
Тем временем к шестистам храбрецам, бившимся против двух тысяч литовцев, стало подходить подкрепление – возвращались беглецы. Наиболее виновным «чиниша ту наказание». Собрав свое войско, Пожарский бросился в погоню за Лисовским. Тот быстро отступил к Кромам. Пожарский и тут настиг его.
Тогда неутомимый литовский наездник в один день примчался к Волхову, сделав переход в сто пятьдесят верст, «едва Волхова не украдоша». Но храбрые воеводы отбились от Лисовского. Не то случилось в Белеве, где воеводы бежали. Город был захвачен и разорен. То же повторилось и в Перемышле, куда обратился Лисовский, потерпевший неудачу под Лихвиным от храброго воеводы Федора Стрешнева. Пожарский между тем стянул свои силы к Калуге и, получив в подкрепление казанскую рать, двинулся против Лисовского к Перемышлю, но по дороге «впаде в болезнь лютую». Храброго и распорядительного воеводу повезли в Калугу, а рать его бездействовала. Лисовский тогда двинулся к Ржеве Владимирской и сделал приступ к этому городу, затем приступил к Кашину и Угличу. Но силы его, видимо, таяли, и он скитался в Суздальском крае, уже не приступая к городам. Потом смелый наездник повернул к югу «в Тульския и Рязанския места», у Алексина имел столкновение с русскими войсками, но ускользнул от них и невредимо вышел в Северскую область389.
Смелый до дерзости набег Лисовского имел, по-видимому, значение большой разведки. На Русь собиралась гроза: готовился поход королевича Владислава к Москве. На Руси долго не знали об этом и даже возобновили было попытки продвинуться к Смоленску, но скоро с литовского рубежа стали приходить одна за другой тревожные вести о наступлении поляков и литовцев.
Сейм согласился на поход королевича к Москве еще в июне 1616 года. С Владиславом сейм послал восемь своих комиссаров, на обязанности которых лежало подавать королевичу советы, как действовать, и иметь наблюдение за его деятельностью. Дело в том, что сейм смотрел на поход Владислава с такой точки зрения: война начата с целью испытать, сохранилось ли в русском народе расположение к королевичу. Если нет, то нужно стремиться к заключению славного и выгодного для Речи Посполитой, польза которой должна быть у Владислава на первом месте, мира с Москвой. Если же Владислав станет русским государем, то он обязан исполнить свои прежние скрепленные собственноручной подписью обещания: 1) соединить Москву неразрывным союзом с Речью Посполитой, 2) установить свободную торговлю между этими государствами, 3) вернуть Польше и Литве «от них отторгнутыя страны»: Смоленское и значительную часть Северского княжества, 4) отказаться за Русь от прав на Ливонию и Эстонию. На таких условиях сейм дал королевичу денег и обещал одиннадцать тысяч войска для похода на Московское государство. Главным военачальником назначен был гетман Карл Хоткевич, так как назначенный для этой цели гетман Станислав Жолкевский отказался, отговариваясь ожидаемым нападением турок. Впрочем, и Хоткевич хорошо знал театр предстоящих военных действий, так как в 1612 году ходил походом на выручку сидевших в Московском кремле и в Китай-городе поляков и почти у самой Москвы был отбит подмосковными ополчениями.
Собирая свое войско, часть которого пришлось отрядить затем на помощь Жолкевскому, поляки прибегали и к другим мерам. Так, они потребовали, чтобы наш пленный посол князь Василий Васильевич Голицын написал к боярам о правах Владислава. Но Голицын с негодованием отверг подобное требование. Больший успех имели поляки у донцов, многие из которых с охотой согласились «правдой служить и прямить» королевичу. Подняли поляки и свое малороссийское служилое казачество. Храбрый гетман Конашевич-Сагайдачный привел впоследствии под Москву до двадцати тысяч своих удальцов на помощь Владиславу.
После долгих сборов в апреле 1617 года молодой королевич торжественно выступил из Варшавы в русский поход, напутствуемый речью архиепископа Примаса. В этой речи архиепископ указывал на преимущество католицизма и на необходимость «извести заблужденных на путь мира и спасения». На это Владислав отвечал, что он всегда будет «прежде всего иметь в виду славу Господа Бога своего и святую католическую веру, в которой воспитан и утвержден».
Королевич долго медлил на походе, возвращался в Варшаву и лишь в сентябре 1617 года прибыл под Дорогобуж, осажденный уже Хоткевичем. У дорогобужцев воеводой был Иванис Ададуров. Он «государю изменил и Дорогобуж здал и королевичу крест целовал со всеми людьми». За Дорогобужем Владислав занял Вязьму, первые воеводы которой обратились в позорное бегство, увлекая своим примером стрельцов и посадских людей. Казаки же, бывшие в городе, вспомнили старые времена и бросились «украинные места воевати». Тогда третий вяземский воевода «князь Микита Гагарин, видя то, что ево покинули одново, заплакав, пойде к Москве».
