Геннадий Седов - Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века
С приездом Иры Каховской, которая привезла Маха «Анализ ощущений», Авенариуса и Богданова, последние были прочитаны и проштудированы многими из нас.
Занимались в Мальцевской и экономическими науками, хотя меньше, чем философией. Вдвоем и группами в 3–4 человека прорабатывали политическую экономию, отдельные товарищи читали и фундаментальные книги по экономическим вопросам и штудировали Маркса.
Были еще у нас занятия практического характера. Сарра Наумовна Данциг вела кружок по массажу. Эти занятия были настолько успешны, что одной из ее учениц, Любе Орловой, удалось позже в Якутске жить на заработок от массажа.
В помощь к нашим занятиям мы имели прекрасную библиотеку из 700–800 экземпляров. Основанием этой библиотеки послужила часть книг, которую привезла в Мальцевку шестерка из Акатуя. Постепенно эта библиотека пополнялась присылаемыми с воли книгами, причем особенно много книг получала Маруся Беневская.
В библиотеке нашей было неисчерпаемое богатство по различным разделам: философии, истории, социологии, истории культуры, экономическим наукам, беллетристике. Новейшая беллетристика получалась нами в сборниках «Альманахи» и «Знание». Особенно волновавшие тюрьму новинки, которые зачастую прочитывались коллективно вслух. Так были прочитаны «Мои записки» и «Рассказ о семи повешенных» Леонида Андреева. Помнится период, когда в очень большом ходу были приключенческие творения Дюма: «Три мушкетера», «Граф Монте-Кристо», «10 лет спустя». На эти книги была большая очередь, их глотали с жадностью и зачитывали до дыр, переносясь в другую жизнь, так непохожую на нашу тюремную…
Самым излюбленным местом для наших занятий был коридор. В коридоре всегда казалось светло и уютно, так как большие окна, выходившие во двор, давали много света. Вспоминается целый ряд маленьких скамеечек, густо усеянных по коридору, прижавшиеся кучки людей — и кипит горячая учеба с самого утра, учеба группами, вдвоем, в одиночку. Можно только удивляться, как 20–25 человек умещались на этом небольшом пространстве и как они могли заниматься с таким увлечением и продуктивностью при том гаме, шуме и разноязычии, который стоял в коридоре.
Наиболее серьезными предметами, требующими углубленного и сосредоточенного внимания, занимались все-таки в камерах, где устанавливалась «конституция», то есть часы молчания днем до обеда и вечером — до закрытия дверей. Занятия после вечерней поверки, когда камеры закрывались, были самыми интенсивными и углубленными.
Самой работящей из всех, где сидело обычно больше народу, была пятая камера. Почти все ее обитательницы сразу после поверки садились вокруг большого стола и углубленно занимались при полной тишине до 11–12 часов ночи. Перерыв делали на очень короткий срок, чтобы согреться чаем, и опять садились за учебу. Очень засидевшиеся подъедали кашицу, оставшуюся от ужина. Тишину соблюдали очень аккуратно, и те, кому хотелось поделиться мыслями со своей соседкой или приятельницей, делали это путем переписки»…
Не достает времени — столько всего надо успеть. День расписан поминутно: одолеть пятую главу по естествознанию «Животный и растительный мир Южной Америки», заново проштудировать трудные места из Челпанова (лес непонятных слов, то и дело заглядывай в философский словарь), выучить к завтрашнему вечеру пятнадцать новых французских глаголов и «Во глубине сибирских руд» Пушкина.
До чего красивые стихи, за душу берут! Смелые до необычайности. «Придет желанная пора: любовь и дружество до вас дойдут сквозь мрачные затворы, как в ваши каторжные норы доходит мой свободный глас». Знал ведь, что за подобные слова сам мог угодить в два счета на каторгу. Не побоялся.
Александра Адольфовна рассказывала на уроке: это стихотворение Пушкина долго нигде не печаталось — его переписывали тайком от руки, передавали друг другу, а сюда, на нерчинские рудники, где отбывали каторгу декабристы, его привезла жена Муравьева — Прасковья Михайловна. Удивительная, редкого ума и силы духа женщина. Дворянка, музыкантша, она еще до свадьбы с полковником генерального штаба Александром Муравьевым знала о его участии в тайном обществе, внутренне была готова к роли жены заговорщика, предвидела хорошо, чем все это может обернуться для ее избранника. Последовала, несмотря на слабое здоровье, вместе с четырехлетней дочерью на забайкальскую каторгу, разделила с мужем, как и другие жены декабристов, тяжкую долю лишенных прав, состояния изгнанниц.
«Оковы тяжкие падут, темницы рухнут — и свобода вас примет радостно у входа, и братья меч вам отдадут».
Она сидит за общим столом ночной камеры, учит стихотворение, поглядывает на читающих, пишущих, обменивающихся записками сокамерниц. Любая, думает, пошла бы не задумываясь на каторгу вслед за любимым человеком, как Муравьева. Александра Адольфовна, Вера, Елизавета Павловна Зверева. Шепчущая напротив с поднесенной к лицу книгой Аннушка Пигит.
На ум приходит Виктор (всякий раз неожиданно, без всякого повода). Ни разу не дал о себе знать. Живет, по слухам, на нелегальном положении в Одессе, участвовал в нескольких громких «эксах». Весточку короткую хотя бы прислал: мол, жив, здоров, чего и тебе желаю. Не нужно клятв, извинений — она давно его простила. Написал бы просто: здравствуй, Фаня! Как ты? Держишься? И достаточно…
…«и братья меч вам отдадут».
У нее четко продуманная программа на будущее. За год-полтора освоить французский, основы философии и психологии. Подтянуться по математике, прочесть всего Пушкина и Лермонтова. Ежедневная зарядка, утренняя пробежка вокруг двора (получила письменное разрешение от начальника тюрьмы Павловского). Зимой не кутаться, обтираться снегом. Восстановить полностью здоровье. Весной или в начале лета совершить побег. Одной либо с кем-нибудь из сокамерниц. К китайской границе или, может, через Байкал к железной дороге и далее в центральные губернии. Как получится.
О побеге в Мальцевке говорят неустанно. На каторге существует налаженная за многие годы система по организации бегства политзаключенных. Руководит опасной работой живущий по подложному паспорту на Нерчинском заводе в качестве семейного учителя социалист-революционер Аркадий Сперанский. С его помощью сбежал из соседней тюрьмы один из эсеровских лидеров, организатор боевых дружин Григорий Андреевич Гершуни, готовится побег Маруси Спиридоновой.
Она в курсе дел, участвует в обсуждении деталей плана. Намеченный на конец августа побег Спиридоновой сложный, многоходовый. К операции подключена подкупленная надзирательница Софья Павловна Добровольская, на имя которой должны поступить необходимые беглянке деньги. В один из дней, когда схожая телосложением со Спиридоновой взрослая дочь надзирательницы Нина будет мыться в бане, Маруся в ее одежде и присланном парике покинет тюрьму, спустится в соседний лог, где ее будет поджидать в экипаже Сперанский. Побег можно в течение нескольких дней скрывать. Как несколько других нездоровых мальцевитянок, Спиридонова обитает в камере-одиночке. В тюрьме привыкли, что она часто болеет, ежедневных поверок у нее не делают, уход и кормление передоверили добровольным сиделкам из общих камер.
