Борис Бурда - Великие романы
МАРИЯ-ЛЮДВИКА, ВЛАДИСЛАВ И ЯН КАЗИМИР Жена двух братьев и власть
Давайте подумаем: кто может быть предметом наиболее крепкой любви? Многие скажут: человек, могущий получить власть; человек, имеющий власть; человек, власть которого наследственна? Не стану даже говорить то же о богатстве, богатство – это власть, так зачем же повторяться? Вопрос в ином: а человека ли любят в таких случаях вообще? Может быть, просто любят саму власть? Власть, конечно, никудышный любовник, но разве только в сексе счастье? Иногда и в голову ничего другого не приходит – сразу видно, что это любовь, другие чувства не толкают человека на столь невероятное напряжение сил, но не к человеку эта любовь. Как и любовь к человеку, любовь к власти не бесплодна, просто ее дети не всегда люди – политические альянсы, общественные системы, военные блоки. Они тоже живые, более того, они, как люди, способны умирать и убивать, и в этом отношении они многократно превосходят людей. Послушайте историю польской королевы, которая сыграла огромную роль в судьбе и Польши, и сопредельных с ней стран – значит, и России, и Украины, и рассудите сами, кого же она любила. Или что…
Мария-Луиза Гонзаго де Наварра, дочь правителя Мантуи Карла, начала свой путь наверх быстро и уверенно – загнала в монастырь сестер, чтоб не претендовали на имущество, и в Париж, центр тогдашнего мира, ко двору мушкетерской эпохи, где побеждала не только острая шпага, но и смазливое личико. Как, например, личико Анри де Сен-Мара, двадцатилетнего фаворита короля, который тягался за власть с самим Ришелье. В каком смысле фаворита? Да, к сожалению, в том самом, но это не потому, что мужчины вообще нравились Сен-Мару больше женщин, а так, для карьеры. Вот в Марию-Луизу он влюбился по уши, хотя ей уже тридцать, она на десять лет старше и у нее за плечами богатый список нашумевших романов: с принцем крови Гастоном Орлеанским, маркизом де Гешвером, графом де Ланжероном – кому неохота пополнить собой такую славную компанию! Но Мария-Луиза хочет продать себя подороже и ставит условие: титул герцога или коннетабля на стол, тогда поговорим! Сен-Мар не сомневается, что его старая любовь – король выполнит требования его новой любви, но Ришелье, для которого интересы государства даже важней личного счастья королевского фаворита, презрительно обрывает его мечты: «Не забывайте, что вы всего лишь простой дворянин, отмеченный милостью короля, и мне непонятно, как вы могли рассчитывать на такой брак. Если герцогиня Мария-Луиза действительно думает о таком замужестве, то она еще более безрассудна, нежели вы!» Сен-Мар смертельно обиделся и затеял заговор против Ришелье, который кончился для него плахой. Очень весомое доказательство того, что Сен-Мар действительно ее любил – как говорится, просто потерял голову… В другом случае мог бы и подумать, на кого он, собственно, топнул ногой и чем это кончилось для маркиза де Шале, герцога Монморанси, парламентского советника де Ту и многих прочих людей поумнее и позначительнее малолетнего галанта безвольного короля Людовика XIII. В романах Мария-Луиза безумно по нему горюет, в реальной жизни и слезинки не проливает: понятно, что она его совершенно не любила.
А кого же любила она? Может быть, принца Конде – тот был не просто великим полководцем, после победы над испанцами при Рокруа он стратег номер один тогдашней Европы, да еще и первый после Орлеанской линии принц королевской крови. Реальнейший претендент на престол, особенно с учетом того, что будущий Король-Солнце еще играет в оловянные солдатики в королевской песочнице. Мария-Луиза обаяла его профессионально уверенно, и об их связи стали шушукаться в Версале. Но сменившему к тому времени великого Ришелье кардиналу Мазарини совершенно не понравилось наличие рядом с потенциальным претендентом на престол такой опасной интриганки. Мазарини делает ответный ход, и из Польши приезжает посольство – сватать Марию-Луизу за короля Владислава IV, несостоявшегося, но, учтите, официально избранного и всегда в подробных списках властителей России упоминаемого русского царя. Уже готовая корона, а у Конде еще большой вопрос, будет ли она, да и в погоне за ней разделить судьбу Сен-Мара проще простого. Она явно не любит Конде – покинуть его и уехать в дикую, по мнению всего Версаля, глушь за польской короной оказалось для нее делом крайне несложным. Может, она полюбила Владислава заочно, по фотокарточке? Точнее, по портрету, какие уж тогда карточки… Ой, что-то верится с трудом! Впрочем, не обязательно любить жениха целиком. Может понравиться что-то одно – горбатый нос, например, или античный профиль, или физическая сила, или актерские таланты, и порой этого достаточно, чтоб вступить в брак: все сразу хорошо не бывает. Так почему же не может понравиться королевская власть – это ведь такое же неотъемлемое свойство Владислава Вазы, как и внешность! Значит, было за что его полюбить – вот у Конде, например, ничего подобного нет и не похоже, что будет.
Помолвка состоялась как раз под пятидесятилетие короля. Будучи старше жены почти на двадцать лет, легко быстро разобраться в том, какая она, тем паче лавина слухов из Парижа о ее личной жизни была такой бурной и, скажем так, не очень чистой, что король попытался разорвать помолвку, пока еще не поздно. Но Мазарини требовалась королева-француженка в Польше, Владиславу, который как раз собрался выяснять отношения с султаном, поддержка такого традиционного турколюба, как французский король, требовалась до зарезу, и свадьбу сыграли, когда и было положено. У Владислава фанаберии было не меньше, чем у Марии-Луизы. Его папочка Сигизмунд III до избрания на польский престол был шведским престолонаследником. Как он собирался удержать и Швецию, и Польшу, если польский король мог быть только католиком, а шведский – только протестантом? Естественно, со шведского престола его попросили, но признавать это он не собирался, и сыночек его Владислав был такой же – даже на монетах чеканил свой титул «D. G. REX POL. M. DVX LIT. RVSS. PRVSS. SA. LI. NEC. NO. SVE. GOT. VAN. HAER. REX», что означало «Божьей Милостью Король Польский, Великий князь Литовский, Русский, Прусский, Жемайтский, Ливонский, а также Швеции, Готланда и Вандалии наследный Король» . То, что он не был ни русским, ни прусским великим князем, тем более шведским королем, его мало смущало – а вдруг потом что-то выгорит, вот и будет правовая основа. Вы только не думайте, что он был совсем ненормальный – король как король, явно получше папочки, а что до титулов, то, например, титул «Король Франции» английские короли аккуратно писали на всех государственных бумагах аж до 1799 года! И стали в итоге они жить да поживать, причем именно так, как и положено при таких вводных – король не допускал королеву ни в свое сердце, ни в свои дела, а та пыталась компенсировать нелюбовь придворными интригами. Даже имя супруге король урезал – объяснил ей, что достаточно именоваться Луизой, по-польски Людвикой, а второе ее имя никому, кроме Девы Марии, в Польше носить не след. Пожили они так два года, а тут Владислав возьми да скоропостижно помри. И опять Мария-Луиза, теперь уже Мария-Людвика, теряет свою истинную любовь, не короля, а власть – у нового короля будет своя королева, а кто тогда она?
