Святослав Рыбас - Красавица и генералы
Куда это могло привести? Но в гражданскую войну все же трудно было поверить. Еще сильнее всех других была мысль разойтись миром, договориться без кровопролития. Шахтеры вооружались, мужики захватывали чужие десятины, на рудниках размещались будто бы для охраны казачьи сотни. И при этих явно немирных действиях, которые творились у всех на глазах, при всерастущих тяготах, дороговизне, нехватке продуктов, безденежье, большинство не замечало приближающихся потрясений.
В один из первоосенних дней, когда далеко видно и слышно притихшие дали, шахта была остановлена для ремонта подъемной установки. К вечеру управляющий Ланге сказал, что нет смысла затевать большой ремонт, ибо вот-вот должно прибыть новое оборудование. В рудкоме Ланге уважали, но документы на заказ машины проверили. Ланге не обманул. И шахта приостановилась. Под землей остались только камеронщики возле водяных насосов; на поверхности работа продолжалась.
Виктор вычерчивал на карте маркшейдерский план шахтного поля, старательно проводя рейсфедером линии выработок. Угольный пласт был узок, и, если бы Виктору пришлось долбить обушком уголь, пришлось бы работать лежа на боку.
Вычертив план, он показал его маркшейдеру Ефимкову, но тот, не глядя, отсунул хрустящую кальку на край стола и буркнул:
- Кажись, не понадобится. Закрываем лавочку.
Пока до Виктора доходила затея Ланге, среди рабочих пошел слух, что шахта хозяйке стала вовсе безнужной и она замышляет затопить ее, а там народ нехай с голоду варит топор да затем идет на поклон.
Виктор спросил у Нины, так ли это, и услышал, что именно так. Тогда он спросил, что будет с ним, впервые ясно понимая, что Нина и его хозяйка.
- Служащие получат пособие, - сказала она и прямо посмотрела на своего работника зеленоватыми, чуть посеревшими глазами.
- Ты выгоняешь меня? - не поверил Виктор.
- И он туда же! - упрекнула Нина. - Шахтарчуки обсели меня, как печенеги, не спихнешь, хоть варом облей!.. Все равно закрою. Обо мне ты не хочешь подумать? Никто не хочет. Я сама должна...
- Ну уж бороздить так бороздить до последнего! - не смог внимать ее упрекам Виктор. - Нельзя тебе дозволить закрыть шахту. Это ты вылитая печенега. Одна свет загородила. Опомнись, пока не поздно, Нина! Сколько народу придется голодка хватить.
Она улыбнулась, покачала головой:
- А мне, Витя? Аж в ушах звенит, так гудишь... Как бы не поссориться. Я ведь не дева старорежимная, я за дело ответственна, а ты - нет... Пусть пристала я в дом григоровский, да теперь он мой. А ты - бездомовный, тебе беречь нечего... Одной ногой ты здесь, другой - невесть где.
Виктору сделалось обидно из-за ее угрозы поссориться, всего больше из-за того, что назвала его бездомовным.
- И то верно! - с горечью вымолвил он. - Притулился к вдовушке богатенькой, будто бугаевать вознамерился.
- Ты так со мной? - Нина будто окаменела, только затвердевшие сильные губы еще держали улыбку. - Я тебя взяла, работу дала... как брату Макария.
- До брата тебе нужды нет, - усмехнулся Виктор. - Какой со слепого толк? Меня ты хоть за охранника держишь, а с ним одна морока, с героическим летчиком... Вся ты перекроилась, Нина Петровна! Истинно бездомовной стала!.. Ухожу я от тебя. Не поминай лихом.
Уйдя от Григоровой, Виктор поселился в доме матери, где царила иная обстановка, вполне соответствующая его настроению. Анна Дионисовна думала, что он ушел от Нины по сердечной причине, и говорила, что он вовремя одумался, ибо Нина ему не пара. Москаль же о сердце не расспрашивал, но интересовался планами шахтовладелицы и поручениями, которые она давала Виктору.
- Эх, казуня, казуня! - вырвалось у Москаля, когда он узнал о закрытии шахты. - Еще б малость - и велели б тебе стрелять в шахтеров.
- Ох, куда там! - дерзко ответил Виктор. - Или у меня головы нет?
Москаль повел вислыми плечами, сказал:
- Голова садовая! - И потрепал его по шее.
Виктор никак не мог предположить, что из всего этого выльется, что рабочие захватят шахту и объявят управление кооперативной артелью. Узнал не поверил. Что они умели? Ни в геодезии, ни в кредитно-банковском деле, ни в торговле они не смыслили.
Москаль посоветовал ему идти работать. Виктор пошел и увидел в шахтном дворе людей с винтовками и красными нарукавными повязками. На дверях шахтоуправления висели две бумаги: одна предупреждала, что нельзя покидать рудник инженерам и техникам без разрешения комитета, вторая призывала всех сдать для уплаты за заказанное оборудование либо деньги, либо ценные вещи, кто что может ради скорейшего пуска подъема.
В рудкоме Микола принимал пожертвования. Перед ним лежали мелкие царские деньги, рубли, трешницы, пятерки и кучей маленькие "керенки", похожие на почтовые марки.
- Пришел? - спросил Миколка.
- Пришел, - сказал Виктор.
- Давай. Сколько у тебя?
Виктор не ожидал, что надо платить. Денег у него не было.
- Нету? - не поверил Миколка. - Тут самые голодрябые остатнее несут, а ты - штейгер, образованный. Вещами давай. Подарки она тебе дарила?
Виктор пообещал завтра принести и сказал, что пришел работать в кооперативной артели.
- Как там хозяйка? - спросил Миколка. - Умылась?
Виктор ответил, что ушел от Григоровой, не выдержал.
- Таких, как ты, у нее десятки, - сказал Миколка. - Небось хотел заделаться хозяином?
- Хотел! - вымолвил Виктор. - Чтоб тебя, дурака, больше не видать.
Миколка выскочил из-за стола, схватил за грудки. Виктор тоже схватил его.
- Я тебе не наймит! - сказал Миколка. - Ты на голос не бери. А то дам промеж рог - закаешься.
Виктор потянул его на себя и подсек ногой. Миколка упал, он сверху навалился.
Из соседней комнаты выбежали комитетчики, растащили их. Узнав, что Виктора послал Москаль, отругали Миколку, и тот, набычившись, поблескивал прищуренными злыми глазами.
- Долго они будут нас мордовать? - спросил он, не уступая комитетчикам.
- Что я тебе сделал? - воскликнул Виктор. - Брось, Миколка, задираться, нечего нам с тобой делить.
Вправду, делить было нечего, однако в дальнейшем он чувствовал эту беспричинную то ли ненависть, то ли враждебность бывшего приятеля. Несмотря на старательную работу, для Миколки он оставался григоровским прихлебателем.
Подъемную установку выкупили, пустили в ход. Шахта заработала - с пустой кассой, без покупателей, без ясного будущего.
Уже ветер-"афганец" стал меняться на мужицкий ветер с севера, небо обложило дождевыми тучами, деревья вовсю облетали, только акации еще зеленели маленькими веточками-листочками да цвели привядшие горяче-желтые цветы вдовушки на узкой грядке возле крыльца.
Виктор не понимал, куда идет жизнь. Денег не платили, уголь лежал в отвалах. А возить уголь по деревням и хуторам для продажи было не на чем. Каждый день возле погрузки останавливались крестьянские фуры, привозили картошку и муку в обмен на топливо. Этим рабочие и держались.
