Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

Конечно, он может быть лучше, чем ты,
Сотворенный тобой портрет,
И скульптура, которую ты изваял,
Может быть лучше, чем ты, —
Может большей быть высоты
И красивей, чем оригинал.

Если ты стихи написал,
Могут больше сказать они,
Чем сказал бы в беседе ты.

И конечно, больше любви любой
Песня, созданная тобой.

Просто ты больше, чем ты,
Просто ты лучше, чем ты, —
И в этом смысл красоты.

Не сон ли это? Я исчез однажды.
В толпе, вдали от узнающих глаз
Бродил по городу, в витрине каждой,
Как облако, являясь каждый раз.

В толпе, совсем свободен и один,
Закуривал, чтобы в дыму укрыться.
Невидимый, на сотни лиц и спин
Мог досыта тогда я надивиться.

Но вдруг в толпе – знакомое лицо.
Не сон ли это? Это я? И… мимо.
Так в мире замыкается кольцо,
Которое замкнуть необходимо.

Отныне Прометеи в городах
Живут, оставив на скале оковы;
Среди бетонных стен забытый страх
Уже не должен их тревожить снова.
В краю, куда не залететь орлам,
Он – Прометей – себя терзает сам.

Мы не были в то время одиноки —
Был мир живым, и все его истоки,
Живым был ветер – спутник рыбака,
Живой – грозы карающей рука.
Живой была земля, и дождь был чист,
И от него земля рождала лист.
Природа трепетно передавала
Своим животным листья и траву,
Животных – доблестному человеку,
А человека – матери-земле.
Живыми были в позднем небе звезды,
И вечность не желала скрыть чела.
Неведомого мира волшебство
Не разрывали праздные вопросы.
И солнце, уходя за горизонт,
Приоткрывало грифельную доску
С лучистым уравнением вселенной,
Фосфоресцирующим в темном море
Магическим свечением Луны.
Мы поглощали тайну бытия,
Пока совсем ее не понимая,
И не могла ответить нам немая
Природа, ничего не утая.
И мы тогда не научились задавать вопросов.
Тогда была понятна нам земля.
Но были далеки учителя
От наших древних пастбищ и покосов.
Мы одиноки не были, богам
И разум свой, и душу доверяя.
А боги, нам и явь, и сон давая,
И берегли тогда, и били нас.
И снова миру открывался день,
И с этим миром жили мы в согласье.
Мы были счастливы.
На это счастье
Вопросов не обрушивалась тень.

Вершилось великое только тогда,
Когда дерзновенно отважные смели
Не раз, а стократно отважными быть,
Стократно отважными, в шрамах на теле.

Пусть славится первой отваги ожог,
И сам Высекатель Огня непреклонный,
В огне незнакомом он смог разглядеть
Потребность насущную дани законной.

Как Бог бескорыстный, он мерз на снегу,
Спокойно нелегкую дань принимая,
И ныне, и присно во всех храбрецах
Кипит его кровь, на борьбу поднимая.

И мир этот отдан в наследство не тем,
Кто тянется истово к дряни вчерашней,
Отважный – достойнее всех человек,
Достойней его – только тот, кто отважней.

Тому, кто пытается мир изменить,
От шквала Истории шкуру не пряча,
Отважный, как Бог, Высекатель Огня —
Предтечею был. И не будет иначе!

Недель томительный уходит строй,
Как будто от больничной вони пятясь.
Жизнь не была еще такой больной —
Бредет и, кажется, в грязи споткнется,
Не в силах выйти к чистому колодцу.

И прежде не завидной жизнь была,
Но были очистительные грозы,
И храбрецов несправедливость жгла,
Теперь так много равнодушных стало,
И безнадежность восторжествовала.

Что Равнодушье? Кажется, пустяк.
Но мягкие оно сплетает пальцы,
Чтобы не сжался яростный кулак,
Идите же сюда, чтоб все мы вместе
Повергли Равнодушье, как бесчестье.

Да, храбрость нынче нам нужна как честь.
О, разве это жизнь?! Так крикнем громко,
Что слово «Будет» лучше слова «Есть»!
И, если накалим мы наши души,
Не одержать победы Равнодушью!

Пора бы крикнуть,
что конец настал —
терпенье прорвало плотину снисхожденья,
и горечь слова в горле запеклась.
Бой не окончен.
Стих мечом разящим
останется, пока из темноты
на солнце снова выползают змеи.
Мне слышен их фашиствующий шепот.
Вновь жертвы выбирают для себя
и помогают за свое спасенье
предателям кормушки охранять.
На братские могилы брызжут ядом
перед глазами вдов, калек, сирот.
Они вопят о праве на свободу,
они о демократии шумят.
Но мы на крылья их фальшивых мельниц
воды из рек народных не дадим.
Пора бы крикнуть,
что конец настал,
терпение теперь нетерпеливо.
Стихи должны фанфарами трубить,
пора сорвать наряды маскарада
с мундиров черных, взятых напрокат,
чтобы навек была неколебима
твердыня нашей правды трудовой.

Отрадно видеть юности цветенье
глазам, видавшим кровь и грязь.
Цветут цветы – живое воплощенье
мечты, которая сбылась.

Отрадно слышать переливы смеха
умом, оглохшим от пальбы.
Ведь этот новый, звонкий смех – как эхо
моей свершившейся судьбы.

Отрадно ощутить чужую нежность
руке, сжимавшей злой металл.
Ведь юность этой ласки – неизбежность,
в ней все сбылось, о чем мечтал.

Немыслимо остановить,
немыслимо прервать,
немыслимо податься вспять —
все смоет паводок кровавый,
чтобы страданье искупить,
мы платим жизнями и славой.

Тот, кто не понял, – прочь с пути,
нам не мешай вперед идти,
кто против нас – тот должен пасть.

В нас – жизни вечное теченье
и правда самоотреченья,
мы сами – будущего часть.

Ах, свет! Где был ты, пропадая?
Смотрю вокруг – не угадаю…
Что изменилось в мире этом?
Вновь улица лучится светом.

Огни вечерние, откуда
Явились вы опять, как чудо?
Все так знакомо мне… Но краски
Как в новой самой яркой сказке.

И вдруг – гармошка. Словно весь я
Пронизан светом русской песни.
Из тишины возникли звуки —
Родился ритм в сердечном стуке.