Август Кубичек - Фюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера. 1904–1940
Он начал с дома, в котором жили мы сами. На площади, которой хватило бы для обычного сада, стояли, тесно прижавшись друг к другу, три дома. Каждый мешал другому и лишал его света, воздуха и свободного пространства.
«А почему? Потому что человек, который купил землю, хотел извлечь как можно большую выгоду, и ему необходимо было строить как можно более компактно и как можно более высокие дома, потому что чем больше этих, похожих на ящики, отсеков он мог взгромоздить один на другой, тем больший доход он получал. Жильцу, в свою очередь, приходится извлекать из своей квартиры столько пользы, сколько он может, и поэтому он сдает в субаренду некоторые комнаты, обычно самые лучшие: возьмем, к примеру, нашу добрую фрау Цакрис. И субарендаторы теснятся вместе, чтобы предоставить место для съемщика комнаты. Так что каждый хочет получить выгоду за счет другого, а в результате все, кроме домовладельца, не имеют достаточного пространства для жизни. Квартиры в подвале – это тоже позор, потому что в них нет ни солнечного света, ни воздуха. Если это невыносимо для взрослых, то для детей это смертельно».
Лекция Адольфа закончилась гневными нападками на спекулянтов недвижимостью и домовладельцев-эксплуататоров. Слова, которые я впервые услышал тогда, до сих пор звенят у меня в ушах: эти «профессиональные домовладельцы», которые зарабатывают на ужасных жилищных условиях массы людей. Бедный жилец обычно никогда не встречается со своим домовладельцем, так как тот не живет в домах, которые являются его собственностью – не дай бог! – а живет где-нибудь в пригороде, в Хитцинге (этот «зеленый» район расположен в юго-западной части Вены, его часть находится в Венском лесу; здесь издавна строились богатые виллы; часть улиц района носит имена русских писателей – Тургенева, Гоголя, Достоевского, Толстого и Чехова. – Пер.) или Гринцинге (этот район Вены знаменит своими винными ресторанчиками. – Пер.) в роскошной вилле, где он наслаждается изобилием всего того, чего лишает других.
В другой раз Адольф строил свои рассуждения с точки зрения жильца. Каковы были минимальные требования такого бедняги к приличному жилью? Ему нужен свет – дома должны стоять обособленно. Должны быть скверы, игровые площадки для детей. Ему нужен воздух – должно быть видно небо, какая-нибудь зелень, скромный кусочек природы. «Но взгляни на наш дом, стоящий на задворках, – сказал он. – Солнце светит только на его крышу. Воздух – об этом лучше не говорить. Вода – на лестничной площадке есть один-единственный кран, к которому вынуждены ходить восемь семей с ведрами и кувшинами. На всем этаже лишь один общественный туалет, находящийся в антисанитарном состоянии, и к нему необходимо чуть ли не очередь занимать. Ну и сверх всего этого – клопы!»
Когда в течение последующих недель – тем временем я узнал, что его не приняли в академию, – я время от времени спрашивал Адольфа, где он был в течение дня, он отвечал: «Я работаю над решением жилищной проблемы в Вене и с этой целью выполняю некоторые исследования, поэтому мне приходится много ходить по городу».
В тот период он часто обдумывал свои планы и эскизы ночи напролет, но никогда не говорил об этом, а я больше не задавал ему вопросов. Но внезапно – думаю, это был конец марта – он сказал: «Меня не будет три дня».
Он вернулся на четвертый день смертельно уставший. Один бог знает, где он был, где спал и какой голод испытывал. Из его скудных рассказов я понял, что он приближался к Вене из какого-то удаленного места, возможно из Штоккерау (город недалеко от Корнойбурга, районного центра на левом берегу Дуная, Нижняя Австрия. – Пер.) или Мархфельда (самая большая равнина Нижней Австрии, длина 45 км, ширина 30 км, частично входит в состав районов Вены; славится как «огород Австрии». – Пер.), чтобы получить представление об имеющихся землях с целью решить вопрос перенаселенности города. Он опять работал целую ночь, а потом, наконец, показал мне свой проект. На первом месте у него были несколько простых поэтажных планов квартир для рабочих с минимумом требований: кухня, гостиная, отдельные спальни для родителей и детей, вода, проведенная в кухню и туалет и – в то время это было неслыханное новшество – ванную. Затем Адольф показал мне свои планы домов различных типов, аккуратно выполненные тушью. Я помню их так отчетливо, потому что эти планы и эскизы неделями висели на наших стенах и Адольф постоянно возвращался к этой теме. В нашем субарендаторском существовании без воздуха и солнца я более остро ощутил контраст между тем, что нас окружало, и привлекательными домами Адольфа, светлыми и просторными. Ведь когда мой взгляд отрывался от этих симпатичных эскизов, он падал на осыпающуюся, плохо покрашенную стену, на которой виднелись следы нашей еженощной охоты на клопов. Этот яркий контраст неизгладимо отпечатал в моей памяти грандиозные планы моего друга.
«Многоквартирные дома, сдаваемые в аренду, будут снесены». Этим энергичным заявлением Адольф начал свою работу. Я был бы удивлен, если бы все было иначе, так как во всем, что планировал, он напрягал все силы и терпеть не мог полумер и компромиссов – жизнь сама их внесет. Но его задачей было решить проблему радикально, то есть с основания. Частная спекуляция землей будет запрещена. Площади вдоль обоих берегов Дуная будут добавлены к пространству, которое появится после сноса рабочих кварталов, и через все это будут проложены широкие дороги. Обширные строительные площади будут обеспечены сетью железных дорог. Вместо больших железнодорожных вокзалов по всей территории будут разбросаны удобно расположенные и связанные с городским центром маленькие местные станции, которые будут удовлетворять требования отдельных районов и предлагать быстрый способ проезда от дома до места работы. Автомобиль в то время не рассматривался как важное средство передвижения. На улицах Вены по-прежнему преобладали фиакры, запряженные лошадьми. Велосипед очень медленно становился дешевым и практичным средством проезда. Только железные дороги в те времена были способны предоставить транспорт для масс населения.
Проект Адольфа ни в коем случае не затрагивал дома для одной семьи или дома, занимаемые владельцем, которые строят в наше время. Его также не интересовал небольшой поселок. Его замысел по-прежнему основывался на старом типе многоквартирного жилого дома, сдаваемого в аренду, но поделенного на части. Так, в качестве самой маленькой жилой единицы у него появился дом на четыре семьи, двухэтажный, с правильными пропорциями, в котором находились две квартиры на первом этаже и две на втором. Этот базовый дом являлся преобладающим типом домов. Там, где требовали условия, следовало соединять вместе от четырех до восьми таких домов, чтобы они образовывали жилые дома для восьми – шестнадцати семей. Но эти дома тоже оставались «близко к земле», то есть они по-прежнему имели только два этажа и были окружены скверами, детскими площадками и группами деревьев. Дом на шестнадцать семей был самым большим.
