Константин Сапожников - Солоневич
На Лубянке в отношении Солоневичей имелось твёрдое мнение: во Франции им не место, они взбаламутят своей энергией эмиграцию, будут способствовать росту антисоветизма, что крайне нежелательно на фоне наметившихся признаков советско-французского сближения. Поэтому в беседах с Миллером Скоблин весьма скептически говорил о приезде Солоневичей в Париж и контроле над ними «новопоколенцев», на которое рассчитывал генерал. Стоит ли отдавать братьев «новопоколенцам», показывая тем самым, что РОВС весьма ограничен в силах и средствах?
Во время вечерних прогулок Третьяков оставлял в тайниках записи бесед в кабинете Миллера. В сентябре 1935 года имена Ивана и Бориса появлялись в них ежедневно.
Запись от 13 сентября:
«Пришёл [генерал] Кусонский. Говорит с Миллером о желании Гучкова выписать из Финляндии Солоневичей. Миллер не хотел бы давать на этот вояж денег. Выписать людей нетрудно, но кто гарантирует, что они будут себя вести в Париже прилично. Ведь Гучков хочет выписать всех троих, один окажется приличным человеком, а двое — прохвостами… Кусонский с мнением начальства полностью согласился».
Запись от 14 сентября:
«Поремский и Рождественский пришли к Миллеру для обсуждения вопроса о возможности переезда Солоневичей в Париж. Поремский вёл переговоры с Гучковым, тот даст на это некоторую сумму денег… Гучков считает, что приезд Солоневичей можно считать свершившимся фактом. Неясно, правда, кто же будет руководить деятельностью визитёров… Для Миллера весь вопрос заключается именно в том, кто будет руководить ими во Франции… В самом деле, давать деньги человеку, который по приезде в Париж попадёт в руки Милюкова и начнёт громить РОВС, — более чем неосмотрительно. Поремский вполне согласен с Миллером. Ивану Солоневичу будут поставлены жёсткие условия. Он заранее должен их принять, и уже после этого можно будет говорить о его приезде во Францию».
Один из членов руководства РОВСа — Д. А. Левицкий — в беседах с Миллером тоже затронул тему Солоневичей, причём в довольно циничной форме: «Братьев надо использовать лишь коммерчески. Имей я деньги, выписал бы их из Финляндии на правах импресарио и хорошо бы на них заработал».
Генерал Миллер такой «коммерции» и такого «заработка» не одобрил. По его мнению, подобный подход неприемлем и морально, и этически.
В РОВСе, наконец, пришли к соглашению помочь Солоневичам с лекциями во Франции, но, несмотря на обещания французских «контактов» в правительстве и спецслужбах, визы для братьев генералу Миллеру пробить не удалось[84].
За месяцы жизни в финской столице Солоневичи утвердились в своём первом впечатлении: эмиграция погружена в апатию и внутренние склоки. И на верхах, и в низах доминирует ощущение безнадёжности, большинство занято выживанием и маниловскими мечтами о том, как однажды, благодаря вмешательству некоей несокрушимой «внешней силы», двери в Россию будут распахнуты настежь. И тогда они, не шевельнув пальцем, смогут вернуться домой, чтобы восстановить свои права на всё утраченное в 1917 году — на имущество, сословные привилегии, чины и должности.
Убедились Солоневичи и в том, что выбраться из сонной Финляндии «куда-нибудь поближе к центрам антибольшевистской борьбы» крайне трудно. Западноевропейские страны давали визы русским эмигрантам крайне неохотно, избегая ссор с Советским Союзом. Лидеры эмиграции тоже не спешили с поддержкой, хорошо зная, что Солоневичи не собираются сидеть сложа руки. А всё это было чревато последствиями. Статус-кво, достигнутый в отношениях с властями стран пребывания, в результате острых заявлений Солоневичей мог быть нарушен с негативными последствиями для всех без исключения эмигрантов…
После отказов Франции, Германии и Бельгии у Солоневичей оставалась только одна возможность для «проникновения» в Европу. Болгарский отдел РОВСа в лице Фосса усиленно зазывал их, обещая помощь в организации переезда, устройства на месте, издании газеты. Фосс надеялся, что «в обмен на помощь» Солоневичи дадут надёжные явки в СССР, сообщат о лицах, на которых можно будет опереться для проникновения в «стратегически важные» советские учреждения.
В начале ноября 1935 года Фосс, хорошо знавший ситуацию с Солоневичами, написал Скоблину:
«Думаю, что с визами для Ивана и других Солоневичей в Париж ничего не получится. Делу этому сильно „помогли“ „новопоколенцы“, которые в целях саморекламы раструбили об их приезде и дали возможность нашим врагам заблаговременно принять соответствующие меры».
Что ж, «№ 13» хорошо знал, что в данном случае капитан Фосс был полностью прав.
Глава четырнадцатая
ПОДМЁТНЫЕ ПИСЬМА В ГЕСТАПО
Филиал РОВСа в Берлине и антикоммунистическая «Лига Обера» тоже хлопотали о визах для Солоневичей и тоже без просветов. «Насчёт визы в Германию мне было обещано содействие по всем линиям РОВСа, — с недоумением писал Борис Фоссу, — вплоть до использования авторитета фон Лампе[85]. И до сих пор ничего! Либо авторитета нет, либо — реального желания помочь». Германия особенно привлекала Бориса: ассоциация профессиональных борцов пригласила его на квалификационные испытания, чтобы включить в один «из кочующих по стране чемпионатов»[86].
Сложности с получением визы побудили Бориса обратиться с письмом о помощи к самому Альфреду Розенбергу, нацистскому эксперту по «восточным делам». Борис подробно изложил обстоятельства своей жизни в Советской России и побега из неё. Он высказал недоумение, что ему отказывают в праве на въезд в Германию, хотя он представил все необходимые документы.
«Несмотря на то что у меня есть приглашение, нансеновский паспорт и обратная виза в Финляндию, — писал Борис, — германское консульство в Гельсингфорсе без разъяснения причин отказало мне. После долгих ходатайств со стороны Нансеновского ведомства в середине мая с. г. поступил второй отказ, причём господин Брандт, секретарь консульства, сказал мне, что главными причинами являются материальные соображения».
Самые сильные аргументы Борис приберёг для концовки письма:
«Я думаю, что ведомства германского правительства, которые отказали мне в разрешении на въезд, не учли, очевидно, политической стороны Моего побега из СССР. Я бежал не для того, чтобы спасти жизнь, а для того, чтобы рассказать всему культурному миру о жизни в Советской стране. Мои статьи, а также моего брата печатаются в парижской эмигрантской прессе, „Морнинг-пост“, „Нойе Бернер Цайтунг“, „Хельсингин Саномат“ и других. Отдел иностранной печати при Министерстве иностранных дел ознакомился с нашими материалами. Он считает их достойными внимания. В настоящее время я заканчиваю книгу о преследовании скаутов в Советском Союзе и надеюсь в будущем стать полезным антибольшевистскому движению. Отказ в разрешении на въезд в Германию, которая является мировым центром по борьбе с коммунизмом, меня сильно удивил. Понимая, что низшие инстанции германского правительства могли не учесть вышеуказанных условий, я прошу Вас помочь мне в пересмотре этого вопроса»[87].
