Топи и выси моего сердца. Дневник - Дугина Дарья Александровна
Выиграть битву можно упорством. Выиграть битву можно мудростью.
Знанием. Обаянием. Но выиграть войну только всеми компонентами
Все будет хорошо. Открой окно возможностей!
Влюбленный и в самом деле не перестает мысленно метаться, предпринимать все новые демарши и интриги против самого себя. Его дискурс – это всякий раз словно приступ речи, вызванный каким-нибудь мелким, случайным поводом. Можно назвать эти обломки дискурса «фигурами». Слово это должно пониматься не в риторическом смысле, но скорее в смысле гимнастическом или хореографическом. Короче, в греческом смысле: σχημα – это не «схема», а нечто существенно более живое: жест тела, схваченного в действии, а не наблюдаемого в покое: таковы тела атлетов, ораторов, статуй – то, что в напряженном теле можно обездвижить. Таков же и влюбленный во власти своих фигур: он мечется в некоем полубезумном спорте, он растрачивает себя, как атлет; он разглагольствует, как оратор: он захвачен, зачарован своей ролью, как статуя. «Фигура» – это влюбленный в работе. [384]
В горах Вертер встречает сумасшедшего: среди зимы тот хочет собрать цветы для Шарлотты, которую он любил. Сидя в сумасшедшем доме, этот человек был счастлив: он ничего не помнил о себе. В безумце, собирающем цветы, Вертер узнает себя наполовину, как и тот, он без ума от страсти, но лишен всякого доступа к (предполагаемому) счастью неосознанности, страдая, что даже в своем безумии он неудачник [385].
Уже сотню лет принято считать, что безумие (литературное) заключается в словах: «Я есть другой»: безумие – это опыт деперсонализации. Для меня, влюбленного субъекта, все совсем наоборот: именно то, что я становлюсь субъектом, не могу не стать им, и сводит меня с ума. Я не есмь другой – вот что с ужасом констатирую я [386].
Я – «комок раздражительной субстанции». У меня нет кожи (разве что для ласки). Пародируя Сократа из «Федра» – именно о Бескожести, а не об Оперенности следовало бы говорить, рассуждая о любви.
Сопротивление древесины не одинаково в зависимости от места, куда забиваешь гвоздь: древесина не изотропна. То же и со мной: у меня есть свои «болевые точки». Карту этих точек знаю лишь я сам и, руководствуясь ею, избегаю или взыскую того или иного своими внешне загадочными поступками; хорошо бы эту карту моральной акупунктуры заранее раздавать всем со мной знакомящимся (каковые, впрочем, могли бы ее использовать также и для того, чтобы причинить мне больше страданий) [387].
Любовное восхищение – это какой-то гипноз: я очарован образом. Сначала потрясен, наэлектризован, сдвинут с места, опрокинут, «ударен электрическим скатом» (как поступал с Меноном Сократ, этим образцом любимого объекта, пленительного образа) или же обращен в новую веру неким виденьем, ведь ничто не отличает дорогу влюбившегося от пути в Дамаск; а затем оказываюсь прилипшим, придавленным, неподвижно прикованным к образу (к зеркалу). В тот момент, когда образ другого впервые меня восхищает, я – не более чем Волшебная курица иезуита Атанасиуса Кирхера (1646): она засыпала со связанными лапами, уставившись на меловую линию, которая, подобно путам, проходила недалеко от ее клюва; даже когда ее развязывали, она оставалась неподвижной, завороженной, «подчиняясь своему победителю», – говорит иезуит; однако, чтобы пробудить ее от этой зачарованности, чтобы переломить силу ее Воображаемого (vehemens animalis imaginatio), достаточно было чуть похлопать ее по крылу; она встряхивалась и вновь начинала клевать корм. [388]
День планировался как осмысленный, а стал надломленный. Слетела встреча.
Назначалась вторая. Третья тоже будет напряженной. Отменила эфир на индийском ТВ, встреча с голосами Киева меня просто-напросто в нынешней ситуации надломленного внутреннего уничтожит. Но будет сегодня один «спикирует». Спикизи.
Когда пьете ром с пивом, знайте, что могут быть разные исходы! И все же светлое! Только не пиво, пожалуйста!
Иногда жизнь сама все расставляет по местам. Ненужное убирает. А как подтверждение правильности дает что-то взамен. Пусть даже не то, что ищешь и думаешь. Интересно. Что-то дело странно. Силы не восстанавливаются. Стараюсь что-то исправить. Через два часа стрим.
Нет сил говорить и не знаю о чем.
Я вышибла, пусть даже искусственно Н. [389] из поля зрения, периферийное уже не так сильно реагирует на него, скорее пытается заканселить. В целом, надо быть резкой, и каждый шаг должен быть как вышибание двери. Хочу этой резкости и в своем одиночестве рабочего толка, я это умею обретать.
Чтобы вы понимали степень тяжести всего происходящего. Понедельник пролежала не вставая, встала провела стрим и телемост со страной Того. Пятница – не вставала с кровати, вечер – встреча и далее поездка на дачу ночью. Суббота – до сих пор лежу не могу встать. Вы меня хорошо знаете и понимаете, что такие эпизоды у меня крайне редко в жизни происходят.
Преодоление-то замечательное. Главное, чтобы пронесло.
Кажется, попала – прокаженная, пьяная, грустная, худая, независимая, патриотичная, зараженная. Когда-нибудь я зайду и выбью двери твои с ноги.
Девушка, идущая напролом. Только что поняла, что я забыла «Брат-2». Впервые за полгода с октября смотрю кино.
Тот мой дух
С 13 до 21 дежурный. Быть рядом. Смотреть «Войну» Балабанова?
Смотри, там на небеси луна полная, ликуя – ликует. Это я предаю себя на неделе Марии Блудницы, выливая кровь свою во рты гневные демонов.
Быть на Марьино стояние в Храме.
Прошу быть в храме. Просто лежу. Не двигаюсь.
Когда я пишу «все будет хорошо», значит я нахожусь в точке предсмертной.
Болит горло. Выпила чаю. Все болит. Лежу. От чая становится жарче.
Просыпалась почти каждый час ночи и старалась уснуть, и иногда получалось. Проснулась в 4. Обновляла медицинские бумаги. Проснулась в 5. Обновляла. Проснулась в 7, как будто полностью отдохнувшая, и снова заснула. Проснулась в 11, разбитая, час сидела под горячей водой в душе. Потому что так легче переносить боль и дискомфорт. Вышла на теплую улицу. Никто не украдет у меня эту весну. Никто. Надо срочно вылечиться и начинать бегать. Русский шепот: надо быть абсолютными оптимистами!
