Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.
Моменты истины
7 сентября
Экстремальные события ужасны еще и тем, помимо ужасов самих экстремальных событий, что суждения о них, в изобилии появляющиеся, принуждают добрых знакомых подозревать друг в друге врагов или же неискренних, а то и нечистоплотных людей. Только потому, что суждение о событии оказалось не таким, как у них.
Мне всегда было непонятно, почему люди, имеющие с тобой одну и ту же или же сходную точку зрения – непременно люди хорошие, искренние и честные, а те, кто высказывается наоборот или, не дай бог, делает то, что ты не стал бы делать, – это идиоты, мерзкие приспособленцы, завистники и проч.?
Поэтому я не разделяю мнения, что сегодня на митинге было «сто тысяч живых презервативов». Столько презервативов не бывает. Я бы тоже не пошел на этот митинг. Но не потому, что считаю, что на это способны лишь «презервативы». Просто я не очень понимаю его смысл. Впрочем, смысл в стотысячной толпе всегда есть. Возможно, собравшиеся там люди думают так же. Это их право.
Мономах
14 сентября
Ну жалко его, жалко, как вы не понимаете!
Сидит он в высокой башне со звездой и смотрит сухими глазами в угол. Он маленький, и ему всегда хотелось стать удаленьким. Дзюдо занимался, слово держал, бил первым. Не лез на рожон, но от доли своей тоже не отказывался.
И когда привалила нежданно такая доля, не растерялся, вскочил в истребитель и полетел навстречу гибели. Летел, пока не кончилось горючее. Но всю выданную ему землю облететь не смог. Тогда задумался и понял, как тяжела эта шапка.
И никто слова доброго не скажет. Попробовали бы сами, суки.
Он ведь не чемпион, а лишь спарринг-партнер.
Земля постепенно уходит из-под ног, кренится башня со звездой, и уже бежит по лестницам стража – то ли вязать его, то ли с доброй вестью. А ведь хотелось, как лучше, когда шел по красной дорожке упругой своей походочкой чуть вразвалку, а вся эта сволота рукоплескала ему.
Один, совсем один в высокой башне.
Мнение психолога
17 сентября
Моя жалость по отношению к ВВП стоила мне потери нескольких френдов и нелицеприятного обсуждения в чужом ЖЖ. К сожалению, не могу согласиться с бывшими френдами. Я не стебался, но запись моя вряд ли может считаться признанием в любви и лизоблюдством. Просто мне всегда интересен человек, даже если он президент. И поставив себя на место президента, его нельзя слегка не пожалеть. По сути – это жалость к себе, поставленному в сходные условия. (Как у Кушнера: «В каждом мертвом хороним себя».) Видим себя в этой шапке Мономаха, короче, и страшновато становится.
Насчет «пожалел бы лучше детей» – извините, это не ко мне. Вряд ли человек, у которого 4 детей и 3 внука мог не отозваться на трагедию. Но степень чувств при этом превышает всякую возможность публичного их проявления. Только наедине с собой и в церкви.
А вот отношение к ВВП как к психологическому типу, интерес к тому, почему его любят одни и не любят другие – это чисто профессиональное. Писателям, извините за бранное слово, это свойственно.
Ценности
21 сентября
Я сидел дома и производил переоценку ценностей. Мне никто не мешал.
Слева плотной стопкой лежали ценности, которые срочно следовало переоценить. Справа лежало несколько ценностей, которые я не собирался переоценивать. С ними было все ясно.
Я брал этикетку, зачеркивал крестом старую цену, а сверху ставил новую. Таким образом у меня получилась стопка старых ценностей с новой ценой. Однако принципиально ничего не изменилось. Мне это не понравилось, и я сорвал этикетки. Теперь выходило, что ценности вообще не имели цены.
Тогда я выбросил эти ценности в окно. Они летели, как бумажные голуби, в самых разнообразных направлениях. Прохожие их ловили и прятали за пазуху.
Мне так понравилось выбрасывать ценности, что я выкинул и все остальные тоже.
– Теперь я свободен от предрассудков! – сказал я удовлетворенно. – Свобода – величайшая ценность.
И я тут же выбросил свободу в окошко. Она упала на асфальт и больно ушиблась. Прохожие обходили ее молча, делая вид, что ничего особенного не произошло.
Update. Подумал о том, как изменилось понятие свободы и отношения к ней за прошедшие тридцать лет. Какую свободу я выбрасывал в окошко 30 лет назад? Ту, о которой все тогда мечтали, не зная ее? Вряд ли. Выходит, что нынешнюю.
Наврод и Парсия
17 октября
Игорь Ким напомнил об одной моей шалости периода перестройки. Как-то написалась в то веселое время политическая сказочка, которую после долгих опасений (с полгода примерно) поместил в газетке «Литератор» ее редактор Борис Никольский, впоследствии депутат Съезда народных депутатов и главный редактор «Невы».
Ну напечатали и напечатали. Апрель 1990 года. Санкций не последовало, плюрализм, гласность и демократия крепчали на глазах.
Через несколько месяцев мне принесли добытую где-то самиздатовскую брошюру с этой моей сказкой. Она была иллюстрирована в лубочном стиле, сзади были выходные данные: «Самиздат 1990 г. Художник Л. Боброва, редактор Р. Иволга».
И добавление: «Доход от продаж пойдет на благотворительные цели».
То есть они эту брошюрку и продавали, значит.
А вот Игорь Ким увидел ее в штабе демократов, когда делал репортаж о безумце, стрелявшем из ружья во время демонстрации на Красной площади. То есть получилось, что эта сказочка и есть главный идейный документ, подвигнувший террориста, потому как в кадре показали крупным планом желтую обложку этой брошюрки.
НАВРОД И ПАРСИЯСказкаЖил-был мужик. Звали его Наврод. И была у него жена по имени Парсия.
Наврод полюбил Парсию давным-давно. Умная была шельма, молодая и воинственная. Приходила к нему тайком на сеновал, книжки запрещённые давала читать. «Притесняют тебя, Наврод, – говорила, – обманывают! Ты бы их в распыл пустил, Наврод. А я тебе укажу, что дальше делать».
Послушал её Наврод, женился на ней, а на свадебке под шумок ликвиднул притеснителей. Нарядил он молодую жену в кожанку, револьвер ей сбоку привесил, любуется. Вот, думает, какая у меня самая умная и справедливая Парсия! Всё за меня решает и говорит складно, как мы с нею заживём припеваючи при этом, мать его в душу, компитализме.
Парсия его этим компитализмом ублажала, в избе заместо иконы лозунг вывесила: «Вперёд к победе компитализма!»
Однако времечко идёт, а компитализма всё нет. Парсия мужа погоняет: «Строй, – говорит, – компитализм, и точка!» А Наврод рад бы строить, да не знает, как этот компитализм выглядит, с чем его едят. Пашет и сеет себе потихоньку, как раньше, с Парсией по душам разговаривает. А Парсия знай себе песню поёт: «Нету у меня другой отрады, окромя твоего счастья, Наврод!» Однако покрикивать начала.
