Женевьева Табуи - 20 лет дипломатической борьбы
Но успехи, достигнутые Францией, вызвали раздражение бывших побежденных. Адольф Гитлер, провозглашенный несколько недель тому назад «фюрером», уже реорганизует немецкую армию. Рейх расширяет свои секретные соглашения и контакты с Италией и Испанией, где подготовляется гражданская война между монархическими элементами, поддерживаемыми Гитлером и Муссолини, и республиканским правительством, опирающимся на демократические силы Испанской республики.
Тем не менее на Кэ д’Орсэ считают, что 1934 год был знаменательным для Гитлера – убийство Дольфуса, смерть Гинденбурга и чистка 30 июня, освободившая его от компрометирующих или ставших ненужными друзей.
– Действительно, фортуна всегда любит дерзких, – замечает Барту.
На международной арене чувствуется скрытое наступление диктаторских режимов против демократических правительств и, в частности, в течение всех этих последних недель, – против Югославии и особенно против Франции, дипломатическая активность которой, как кажется, еще способна добиться окончательного создания Восточного Локарно, что означало бы решительное обновление французской внешней политики.
* * *Среда, 6 октября 1934 года.
Ресторан «Ла Кремайер» на площади Бово.
Г-н Андре, занимающий солидную должность инспектора судебной полиции, завтракает с одним из моих друзей, офицером из военного министерства. Когда подали закуски, Андре говорит своему собеседнику:
– Вчера вечером в Сюртэ женераль получена анонимная записка, содержащая предупреждение, что король Югославии не вернется из Франции живым. Поэтому с сегодняшнего утра полицейские обходят меблированные комнаты, показывая фотографии некоторых лиц и расспрашивая о них жильцов. По-видимому, разыскиваемые субъекты находятся в Париже или, скорее, в Марселе, в одной из расположенных в центре города гостиниц.
– Действительно ли это заслуживает серьезного внимания? – задает вопрос офицер.
– По-видимому, да, – отвечает Андре, переходя к антрекоту. – Один из моих коллег, который был в Белграде с официальными лицами, рассказывал, что Александр сам убежден в подобном исходе. И он неоднократно повторял: «У меня слишком много врагов, и неизбежно, что рано или поздно они “накроют” меня». Оказывается, – продолжает Андре, – когда король Александр собирался в Софию незадолго до приезда в Белград Барту, он сказал своим приближенным, находившимся с ним во дворце: «Я думаю, что мне не вернуться в Белград живым». Затем на перроне вокзала в момент отъезда в Болгарию он шепотом отдал распоряжение принцу Павлу: «Если что-либо случится, тебе придется взять на себя заботу о стране».
– Что касается Барту, – добавляет офицер, ставший вдруг особенно внимательным, – то мой коллега, делегат на Женевской конференции по разоружению, утверждает, что с некоторых пор Барту неотвязно преследует мысль о смерти. И это дошло даже до такой степени, что как-то после длинного совещания с русскими Барту сказал своему сотруднику Виталису: «Знаешь ли, милый мой, мои похороны, запомни это хорошенько, должны быть самыми скромными… Обряд в церкви в память о моей жене, которой я это обещал, и всего лишь несколько близких друзей!» А не далее как вчера, – продолжает офицер, – я слышал, как в Бурбонском дворце Пезэ его коллега из комиссии по иностранным делам говорил ему: «Во Франции, пожалуй, нет лучшего друга Югославии, чем я! Я обеспокоен. Я предпочел бы, чтобы король поехал куда угодно, только не в Марсель». – «Так вы тоже пессимист?» – серьезным тоном спросил его Барту. Министерство, – говорит в заключение офицер, приступая к сыру, – предусмотрело посылку сорока восьми мобильных гвардейцев с целью обеспечить безопасность кортежа. Я их убеждаю в необходимости увеличить численность охраны и принять соответствующие меры.
– О, не беспокойтесь, – говорит Андре. – Что касается нас, то югославская полиция прожужжала нам все уши и с утра до вечера призывает нас обеспечить порядок.
* * *В пятницу 8 октября 1934 года, в 12 часов дня, я вхожу в кабинет Барту. Завтра, в субботу, король Югославии Александр прибудет в Марсель. Барту собирается встречать его. Во второй половине дня оба они должны выехать поездом в Париж.
Барту проявляет обычные признаки хорошего настроения: он ходит по кабинету и все время потирает руки.
В течение нескольких дней он трудится вовсю, готовясь к переговорам с королем. Поскольку основные вопросы переговоров не были точно установлены, Барту вспомнил, что в последние годы жизни Бриана Кэ д’Орсэ предложило Югославии заключить тройственный пакт с Италией и Францией. Этот пакт встретил противодействие Италии, а затем и югославских генералов, которые дали понять Франции, что они не хотят сокращать свои вооруженные силы, поскольку благодаря им Югославия еще могла противостоять Италии.
В ту пору переговоры затянулись. Но около двух лет назад Муссолини демонстративно отказался от этого пакта, «без которого, – убежденно заявил мне Барту, – не может быть настоящего мира на Балканах».
Муссолини, который всегда стремился одолеть югославов, понял в то время, что король Александр является «краеугольным камнем» единства страны и стабильного положения на Балканах, а также большим другом и союзником Франции.
Начиная с завтрашнего дня, Барту будет пытаться вместе с королем Александром изыскать пути для возрождения из пепла этого трехстороннего пакта! Он даже рассчитывает обсудить возможность создания Средиземноморской антанты с участием Югославии, Греции, Италии и Франции.
Итак, Барту договорится с королем Александром относительно основных принципов возможного предложения, которое Белград и Париж могли бы сделать Муссолини и которое Барту изложит во время своего предстоящего официального визита в Рим.
* * *В ту пятницу, 8 октября, Барту, в восторге от перспектив, которые открывают его переговоры с Александром, с увлечением излагает мне механизм действия будущего франко-югославо-итало-греческого пакта.
– На этот раз я действительно сделаю кое-что для моей страны, – восклицает он. – Этот визит Александра будет иметь важное значение, и он позволит мне поехать затем в Рим, имея уверенность в успехе.
Когда я прощалась с ним, он спросил меня:
– А в сущности, почему бы вам не поехать завтра со мной в Марсель встречать Александра?
И так как я ответила Барту, что в Марселе будут репортеры газеты, а я буду ожидать его в Париже, он сказал мне, смеясь:
– А, ну да, правда, я думаю, что ведь вы боитесь покушения!
– Но почему вы уверены, что покушение будет? – спрашиваю я, прощаясь с Барту.
