Довлатов — добрый мой приятель - Штерн Людмила
Вооружившись ими, в феврале 1985 года я подала документы в артистическую «колонию», называемую
МаcDowell Colony
. Это своего рода дом творчества писателей, художников и композиторов. Находится колония в городе Питерборо в штате Нью-Гэмпшир, в полутора часах езды от Бостона на машине. Это совершенно волшебное место. В сосновом лесу стоит викторианский деревянный дом с колоннами и башенками, а вокруг него на довольно большом расстоянии друг от друга разбросаны домики — индивидуальные студии, где живут и работают «колонисты». У композиторов — студии с роялем. У художников —skylight
(то есть окна в крыше). У писателей — только письменный стол, камин и кресло. В этих студиях есть и спальня, и крошечная кухня, хотя никто никогда ничего не готовит. В студиях нет ни телевизоров, ни телефонов, и на дверях висит просьба не стучать в дверь до половины седьмого вечера. Утром колонисты собираются в центральном доме на завтрак и выбирают из обширного меню ланч (любое разумное желание удовлетворяется). В час дня подъезжает к студии машина, и на крыльцо ставят корзинку с заказанным ланчем. А в половине седьмого вечера обед при свечах — снова в большом доме. Тут уж колонисты всласть общаются.После обеда можно пойти в город в кино, можно навестить друг друга, иногда кто-то объявляет, что закончил картину, скульптуру, рассказ, поэму или сонату — все приглашаются в его (ее) студию посмотреть или послушать. Самое главное, что проживание в этих райских условиях — бесплатное для тех, кто находится в стесненных материальных обстоятельствах. Основал эту колонию в 1896 году Эдвард МакДоуэлл и его жена Мариан. Эдвард МакДоуэлл был композитором. Исполняли его произведения редко, он всю жизнь преподавал и жил на мизерную зарплату. Мариан была из очень богатой семьи, но гордый МакДоуэлл не хотел пользоваться ее деньгами. Когда он заболел и оставил преподавание, они купили в Нью-Гэмпшире землю с лесными угодьями, и Мариан построила ему студию, чтобы он мог там сочинять музыку. Но он уже был так болен, что работать не мог. И тогда им пришла в голову мысль пригласить в эту студию молодого начинающего композитора, чтобы он сочинял, не зная материальных и бытовых забот.
Теперь в колонии больше двадцати студий, в которых живут и работают композиторы, писатели и художники от двух недель до двух месяцев, в зависимости от того, сколько хочет и может прожить там колонист.
Колонию поддерживали богатые меценаты, многие из которых в прошлом были сами нуждающимися колонистами: Джон Апдайк, Леонард Бернстайн, Аарон Копленд, Торнтон Уайлдер и многие другие. Для того, чтобы попасть туда, надо послать несколько произведений (писателю — рассказы, главы из романа или мемуаров, поэту — стихи, художнику — слайды, композитору — пленки или диски). И еще нужно три рекомендации от известных в твоей профессии людей. Мне дали рекомендации поэтесса Маргарет Бувард, журналистка Патриция Блэйк и Бродский. Меня приняли.
Я прожила в колонии пять недель, начала писать роман, но он не клеился. Наутро я перечитывала свои листочки, и меня охватывал такой ужас, что я, изображая из себя Николая Васильевича, бросала вчерашнюю продукцию в камин на растопку (компьютеры еще не вошли в нашу жизнь). Вероятно, я была так ошеломлена комфортом и беззаботностью своей жизни, что считала обязанной сочинить что-нибудь вроде «Капитанской дочки» или «Анны Карениной». Но шедевра не получалось. Подружившись с колонистами, я узнала, что мои комплексы — обычный синдром новичка. Единственное, что я писала охотно, так это письма родным и друзьям.
14 марта
Здравствуй, милый Сережа!
Вот уже три недели я живу в МакДоуэлл-колонии. Игорь [Ефимов —
Л. Ш.
], который был здесь несколько лет тому назад, пугал меня скукой и одиночеством. Ничего подобного я не ощущаю. Я попала чуть ли не в самую отдаленную студию в глубоком лесу. Вокруг только птицы и белки, сосны и снег (прости, ты же ненавидишь природу). Моя студия — двухэтажная. Внизу кабинет и кухня, наверху — спальня и ванная. Кухня не нужна, потому что завтракаем и обедаем в нашей викторианской столовой, с чудесной антикварной мебелью, портретами в рамах и свечами. Каждому гарантируется полное одиночество с 8.30 утра до 6.30 вечера. Сейчас в колонии живут восемнадцать человек. Из них пять композиторов, семь художников, шестеро — поэты и писатели. Твори на здоровье. Я и пытаюсь. Сочиняю «полнометражный» роман. Готовой продукции — 90 страниц, то есть 11 глав. Это примерно одна треть. В романе один из героев, к сожалению, не главный, похож на тебя в юности. Такой же высокий, нечеловеческой красоты, застенчивый молодой прозаик. Вчера написала главу о его первом литературном вечере в ССП. В жизни он гораздо лучше, чем на страницах моего несчастного романа.Я подружилась здесь с несколькими колонистами. Один из них — композитор из Техаса, только что кончил сочинять оперу «Три сестры». Я учила его правильно произносить фамилии Чебутыкин и Соленый. Музыка прекрасная, пьеса, извини, по-моему, посредственная. Другой приятель — довольно известный гейский драматург. Еще обзавелась подругой — эссеисткой, феминисткой, этакой Сьюзен Зонтаг в уменьшенном масштабе. Мне очень интересно и полезно слушать их разговоры о судьбе современной американской литературы. Я пробуду здесь еще две недели, а в апреле приеду в Нью-Йорк. Мои новые приятели обещают познакомить меня со своими литературными агентами.
И еще здесь замечательные прогулки. Когда в голове нет ни одной мысли, а это довольно частое явление, я встаю на лыжи и брожу по заснеженным лесам, полям и весям. Замшелые булыжники, овраги, тишина. Похоже на Комарово. Из наших русских приятелей здесь жили Игорь Ефимов и Юз Алешковский. В один из первых вечеров в колонии Игорь, желая развлечь за обедом колонистов, рассказал антикварный русский анекдот: петух гонится за двумя курицами и думает: «Не догоню, так хоть согреюсь». А курица говорит своей подруге: «Не слишком ли быстро мы бежим?». Анекдот был встречен гробовым молчанием. Дамы, среди которых преобладали феминистки, насупились, как мыши на крупу, и на следующий день с Игорем не здоровались. Он заскучал и покинул колонию раньше срока. А Юз, которого тут называли дядя Джо, имел в колонии бешеный успех. Он научил повара варить борщ, от которого все в восторге.
Если когда-нибудь захочешь мне позвонить, я досягаема с 6.30 до 8.00 вечера по телефону (603) 924-7739. Телефон в столовой, и все ждут звонков с Большой Земли. Если напишешь письмо, буду очень рада.
Обнимаю тебя, поклон всем домашним.
Люда
Вот как реагировал на мое письмо Довлатов:
Милая Люда!
Спасибо за письмо. Ничего похожего на твою райскую жизнь у меня нет и не будет. У Доната страшные приступы астмы, мама практически всегда нездорова, Лена ходит по врачам со своим глазом, который ей повредил сынoк. Катя почти не бывает дома, неделями живет у своего кавалера, единственный плюс которого в том, что он не еврей. Я работаю в шуме, в одной комнате с телевизором, Колей, мамиными гостями и Лениными заказчиками, и с каждым днем мне все это труднее дается. Но изменить ничего нельзя, при нынешних ценах за такую квартиру, как наша (не говоря о большей), в Форест-Хиллс надо платить 1 000 долларов.
Тем не менее недавно сдал две книжки. Одну (похуже) в «Ардис», другую — Игорю. Третью, в соавторстве с Сагаловским и Бахчаняном, пришлось отдать в «Руссику». Поскольку и Эллендея [27], и Ефимов публиковать ее отказались. Там есть нападки на нашу сраную номенклатуру, а «Руссике» после Лимонова ничего не страшно [28].
Параллельно жду каких-то иностранных публикаций, за «Компромисс» мы наконец-то с «Кнопфом» в расчете, «Зона» выйдет в сентябре, договора на «Наши» ждем и даже надеемся.
22-23 буду в Гарварде на славистской конференции, а 9 апреля уеду с дурацкой лекцией в Филадельфию, Питтсбург и Нэшвилл, а до этого или после хотелось бы повидать тебя в Нью-Йорке. Надо бы не разминуться, потому что я еще собираюсь во Франкфурт на сессию «Посева». Вообще я теперь соглашаюсь на все поездки, это для меня единственный отдых.
Новостей у нас мало, а приятных — тем более. Приезжал Гладилин, проявил глубокое восхищение собой. Сказал, что его не издают на иностранных языках, потому что он «слишком правдиво» пишет.
Провел я двое суток у Ефимовых, немного огорчился, потом расскажу.
Первого апреля в Н.-Й. будет вечер памяти Карла Проффера, организованный Бродским и Сьюзен Зонтаг. Я, наверное, пойду делать скрипт для Радио Свобода.
Владимов со страшной силой преобразует «Грани», ссорится с НТС, посмотрим, что из этого выйдет.
С Радио Свобода уволено все начальство, четыре наших чиновника (один из них носит фамилию Шекспир). Судя по ликованию В. Белоцерковского, вместо них придут социалисты с человеческим лицом.
Читала ли ты Найпола [29]? Если нет, сейчас же прочти. Он, а также любимец Бродского — Кальвино [30] — изданы недавно по-русски. Кальвино мудрен и скучен, а Найпол похож на раннего Стейнбека. Кстати, Найпол тоже любимец Бродского.
Страница кончается, нет сил переворачивать. <…>
