Роберт Форте - Тимоти Лири: Искушение будущим
Одна комната в доме была предназначена для медитаций и сессий. Для этих целей мы переоборудовали большой чулан, попасть в который можно было только спустившись в подвал и оттуда по лестнице наверх.
Стены и потолок там были завешены индийскими тканями, а пол устлан шикарными цветными подушками.
Ньютоновская коммуна, при всех ее недостатках, была ареной многих новых видов психоделических исследований. Мы ставили эксперименты, в которых создавали жесткие проблемные ситуации для индивидуума, который находился в расширенном состоянии сознания. Мы также ставили эксперименты по изучению языков, в которых человек под психоделиками слушал записи на иностранном языке на протяжении нескольких часов, для того чтобы в его мозгу отпечатались звучание и модуляции этого языка.
Тим, будучи творчески мыслящим психологом-исследователем (во всяком случае, в тот период своей жизни), начал совместный проект с Огденом Линдсли, ученым-бихевиористом, который был знакомым Б.Ф. Скиннера. Линдсли занимался объективным наблюдением за поведением душевнобольных в психбольнице, регулярно занося результаты в дневник. По просьбе Тима он сконструировал устройство, которое выглядело как печатная машинка с несколькими клавишами, которые включали различные зоны записи, каждая из которых представляла категорию опыта. Тим назвал ее «опытная печатная машинка». Идея состояла в том, что поскольку испытуемый во время сеанса не всегда был в состоянии говорить достаточно быстро, чтобы описать свои постоянно меняющиеся ощущения, он мог передавать их, нажимая клавишу одной из нескольких базовых категорий, таких, как «телесные ощущения», «клеточная память», «мысленные модели».[67]
Мы использовали это устройство в экспериментах с диметилтриптамином (ДМТ), новым мощным психоделиком, который открыл венгерский ученый Стефан Шара. Наркотик не был орально активен, и принимать его надо было при помощи инъекций (позже исследователи-любители изобрели вариант, который можно было курить). ДМТ вызывал глубокий трансцендентный опыт, длившийся 30 минут. В одном эксперименте, описанном в «Первосвященнике», испытуемым был Тим, и каждые две минуты я просил его указать, какая из клавиш соответствует его состоянию сознания. Это изобретение было замечательно эффективно в попытке объективировать внутренние состояния.
В общем, в течение того года мы чаще всего использовали ЛСД и иногда псилоцибин. ЛСД сильно отличался от псилоцибина. Псилоцибин был «наркотиком любви». ЛСД никогда не был «наркотиком любви»; это был трип «смерти и возрождения». Я помню, как Тим рассказывал мне о своем первом ЛСД-сеансе, который у него был накануне. Он стал другим человеком. Он твердил о «мире пластмассовой куклы», о полной смерти эго. Что-то пугающее было в его рассказе.
С ЛСД нас познакомил Майкл Холлингшед, эксцентрический англичанин, у которого была какая-то загадочная, туманная работа в области англо-американского «культурного обмена» в Нью-Йорке. В один прекрасный день он объявился в офисе Гарвардского проекта, находясь при этом в полном безденежье и суицидальной депрессии. Несмотря на это, его не оставляло свойственное ему замечательное чувство юмора, он был непревзойденный рассказчик и добрейший по натуре человек. Вопросы о его профессии и занятиях всегда получали весьма уклончивые ответы и порождали абсолютно невероятные, гомерически смешные истории. Мы навели о нем некоторые справки и узнали, что какие-то криминальные элементы в Нью-Йорке считают его мошенником, которого надо изо всех сил остерегаться. Сам он постоянно твердил о том, что боит-
ся, что его изобьют или даже убьют гангстеры. Через своего друга, доктора-терапевта Джона Бересфорда, он смог получить ЛСД от Sandoz для изучения его действия на разные формы бактерий. Для начала два друга решили попробовать его на себе и, судя по рассказу, здорово передозировались. Они были выведены из строя на многие недели, как две мухи, пойманные в сети внутреннего космоса, из которых не в состоянии были выбраться. Майкл пришел к нам в поисках помощи, и в результате у них с Тимом возникли долговременные и странные отношения. Тим называл его «божественным мошенником».[68]
Описания Майклом его психоделических опытов всегда казались мне абсолютным сумбуром. Я не мог понять, что он описывает. Его рассказы совершенно не соответствовали сложившимся у нас представлениям. То, что описывал Майкл, не имело никакого отношения к открытости, доверию, участию и уверенности, знакомым нам по нашим опытам. Майкл описывал устрашающие способности ЛСД создавать состояния смятения, страха, потрясения, обостряя при этом восприятие. Но когда мы усомнились в этом и стали спорить с ним, он упорно отстаивал свою позицию, делая это в такой бесхитростной, юмористической и дружелюбной манере, что вы не могли не симпатизировать ему.
При этом Майкл ежедневно принимал большую дозу ЛСД, до тех пор пока продукт не иссяк. Он смешал его с какой-то пастой, что-то вроде арахисового масла, и ел его ложками из банки. Он относился к нему как к чему-то вроде ежедневного витамина для мозга. Частенько находясь под кислотой, он мог смешать себе крепкий алкогольный коктейль и усесться с ним перед телевизором. Тим предложил ему поселиться у него в доме и следить за детьми, с чем он прекрасно справлялся, что свидетельствовало о том, что его система работала вполне нормально.
Отношения Майкла с психоделиками были близки к подходу хиппи-кислотников, типа Кена Кизи и его «Веселых проказников», путешествие которых описано в книге Тома Вулфа «Электропрохладительный кислотный тест» — ни духовного роста, никаких откровений-инсай-тов, никакого обучения, а просто наркотизация и бесцельное путешествие до пределов возможного и дальше, полная обдолбанность и при этом сохранение контроля над ситуацией и продолжение игры.
Прием ЛСД делал неизбежным встречу с религиозными измерениями психоделического опыта. Вы попадали в пространства, в которых все ранее принятые системы верований и представлений зависали в неопределенности, и все, что называлось «я», растворялось в жемчужных потоках жидкого цвета или пульсирующих волнах экстаза или тихо превращалось в совершенные, симметрические кристаллические решетки или мерцающие сети, образованные траекториями летящих электронов. Когда вы возвращались обратно из этого пространства чистой бессодержательной энергии, мир образов и категорий, в котором мы жили нашей обычной жизнью, действительно казался «миром пластмассовой куклы».
Люди возвращались из этих путешествий ошеломленные опытом единения с Богом и всеми живыми существами, потрясенные до глубины души величием и мощью божественных жизненных энергий, протекающих внутри их собственного сознания.
