Сергей Хмельницкий - Пржевальский
После своего неудачного нападения еграи до самой ночи разъезжали взад и вперед по ближайшим горам и наблюдали за русскими. Путешественники легли спать не раздеваясь, с ружьями в руках, с револьверами за поясом. Поочередно караулили двое казаков.
Всю ночь в горах раздавались крики. Еграи готовились к новому нападению.
«Незавидно, но в высшей степени интересно было в это время наше положение, — говорит Пржевальский. — С одной стороны — наша маленькая кучка… с другой — целая орда… Там — грубая физическая сила; здесь сила нравственная. Эта-то нравственная сила должна была победить — и победила!»
Как только взошло солнце, путешественники сняли свой бивуак и завьючили верблюдов. Чтобы не растягивать отряд длинной цепью, всех караванных животных поставили рядом. Впереди, с винтовками в руках, с револьверами у пояса, выстроились путешественники. В таком боевом порядке отряд двинулся вперед.
Бивуак Пржевальского на Тан-ла. Рис. Роборовского.
Лежавшее впереди ущелье заняли еграйские всадники, а на скалах по сторонам ущелья засели несколько их стрелков с фитильными ружьями. Другой конный еграйский отряд расположился сбоку от стоянки русских, третий сзади — вероятно для того, чтобы атаковать путешественников с тыла или задержать их отступление. Всего еграев собралось человек шестьдесят или семьдесят.
Но Пржевальский и его спутники отступать не собирались. И куда могли они отступать? Назад за Тан-ла? Но там они бы встретили все тех же еграев, к тому же ободренных трусостью чужеземцев. Наконец до Цайдама лежало более семисот километров, — быстро пройти их с усталыми верблюдами было невозможно. Оставалось одно — пробиваться вперед!
Как только двинулся караван, пришли в движение и еграи. Отряд, преграждавший путешественникам путь вперед, построился при входе в ущелье, расположенный в тылу остался наблюдать, средний же поехал наравне с караваном — по противоположному скату гор, окаймлявших долину.
Так прошли путешественники около двух километров. За это время сопровождавший их отряд еграев приблизился к ним шагов на семьсот. Недалеко оставалось и до того отряда, который заслонил вход в ущелье. На своих быстрых конях еграи за несколько мгновений могли доскакать до путешественников.
Необходимо было действовать быстро и решительно.
— На семьсот шагов поставь прицелы! — скомандовал Пржевальский.
Грянул залп. Двенадцать пуль полетело в ближайший отряд разбойников. За первым залпом — второй, третий.
До этого дня иных ружей, кроме фитильных, еграи не знали. Град пуль, которые настигали их издалека, из дальнобойных, скорострельных винтовок чужеземцев, привел разбойников в ужас, и они пустились наутек.
Путешественники поставили прицелы на тысячу двести шагов. Три залпа по отряду, сторожившему вход в ущелье, обратили его в бегство.
Благополучно миновав ущелье, Пржевальский и его спутники вышли на широкую холмистую равнину и продолжали свой путь на юг.
Через несколько дней, спустившись к берегам реки Сан-чю, путешественники впервые встретили кочевья тибетцев. В долине стояли их черные палатки и паслись многочисленные стада яков и баранов. Завидя караван, тибетцы верхом подъезжали к русским и предлагали купить баранины, масла или сушеного творогу — «чуры».
На втором переходе от Сан-чю путешественников встретили три монгола, приехавшие из владений далай-ламы, чтобы увидеть Пржевальского. Один из этих монголов, цайдамец Дадай, был старый знакомый путешественника. Все трое дружелюбно относились к русским и предупредили их о тех мерах, которые предприняли против них далайламские чиновники.
По словам монголов, тибетские власти, чтобы задержать путешественников, еще летом выставили сторожевые дозоры от ближайшей к границе далайламских владений деревни Напчу до перевала Тан-ла. К зиме эти дозоры сняли, так как в Лхассе думали, что русские отложили свое путешествие. Но как только с тибетских стойбищ на Сан-чю пришло известие о появлении русского каравана, далайламские власти наскоро собрали на границе войска и ополченцев из местного населения. Жителям запретили под страхом смертной казни продавать что бы то ни было русским и вступать с ними в какие-либо сношения. Из Напчу послали с конвоем чиновников, которых уполномочили вступить с русскими в переговоры и о результатах немедленно донести в Лхассу.
Как рассказывали монголы, в Тибете, еще задолго до прибытия путешественников, распространился слух о том, что русские идут с целью похитить далай-ламу. Народ, поверив слуху, пришел в сильное волнение и готовился встретить чужеземцев с оружием в руках. Этим-то, по уверению монголов, и объяснялись действия тибетских властей.
«Монголы, — рассказывает Пржевальский, — ручались головою, что нас не пустят в Лхассу, и вместе с тем объяснили, вероятно, по приказанию свыше, что китайцы в данном случае не виноваты». Но Николай Михайлович имел слишком много оснований подозревать, что именно богдоханские власти настроили тибетцев против русских.
«Именно китайцы-то и загородили нам дорогу в Тибет, хитро распустив слух о том, что тайная цель нашего путешествия есть похищение далай-ламы. Невежественная, фанатичная масса, конечно, охотно поверила такому слуху», — говорит Пржевальский. «Для высшей иерархии Тибета также весьма желательно было не пускать нас к себе». По мнению Пржевальского, тибетские ламы не хотели впустить его «вследствие того опасения», чтобы посещение Лхассы чужеземцами «не открыло бы сюда доступ миссионерам» — опасным конкурентам тибетских лам.
Как ни безрадостны были вести, привезенные монголами, но встреча с этими людьми облегчила положение экспедиции. До сих пор путешественники шли «без языка» и объяснялись с местными жителями пантомимами. Монголы, отлично говорившие по-тибетски, согласились служить русским переводчиками. А старый знакомец Николая Михайловича — Дадай — даже изъявил готовность быть проводником.
Путешественники продолжали свой путь вместе с новыми спутниками и, сделав еще один переход, у самой границы далайламских владений, встретили тибетских чиновников с их конвоем.
Посланцы держали себя очень вежливо и вошли в юрту Пржевальского только по приглашению. «Здесь прибывшие чиновники, — рассказывает он, — обратились к нам с расспросами о том: кто мы такие и зачем идем в Тибет? Я объяснил, что все мы русские и идем в Тибет за тем, чтобы посмотреть эту неизвестную для нас страну, узнать, какие живут в ней люди, какие водятся звери и птицы, какая здесь растительность и т. д.; словом цель наша исключительно научная. На это тибетцы отвечали, что русские еще никогда не были в Лхассе, что сюда с севера приходят только монголы, тангуты да сининские торговцы, и что правительство тибетское решило не пускать нас далее».
